Книга: Первые впечатления



Первые впечатления

Нора Робертс

Первые впечатления

Глава 1


Утреннее солнце осветило вершины гор. Красные и золотые искры вспыхнули и за­сверкали среди густой темно-зеленой листвы. Где-то в глубине чащи кролик с шорохом и хрустом метнулся в свою нору, заслышав веселый резкий возглас ранней пташки. Жимолость, росшая вдоль заборов у дороги, уже отцвела, и лишь редкие запоздалые цветки источали слабый аромат. С дальнего поля, где фермер с сыном убирали последнее летнее сено, доносился отчетливый, мерный стрекот комбайна.

На пути в город ей встретилась всего одна машина. Водитель приветливо взмахнул рукой, и Шейн помахала в ответ. Приятно быть дома!

Идя по траве на обочине, она сорвала цветок жимолости и, как в детстве, стала высасывать из него сладкий нектар. Резкий запах от смятого в пальцах цветка был так же неразрывно связан с летом, как барбекю или свежая трава. Но лето уже подходило к концу.

Шейн предвкушала наступление осени, лучшее время в горах, изумительные краски, прозрачный и свежий воздух. А потом придет зима, и мир наполнится шорохом парящих в воздухе листьев, древесным дымом и опавшими желудями.

Странно, но у нее было чувство, что она никуда не уезжала, будто ей по-прежнему двадцать один год и она идет от бабушки в Шарпсберг за молоком и хлебом. Шумные улицы Балтимора, толпы на тротуарах, ставшие привычными за четыре года, казалось, приснились. Словно и не работала она эти четыре года в городской школе, не проверяла тетради и не сидела на совещаниях.

И все же это был не сон. Теперь длинный двухэтажный бабушкин дом принадлежал Шейн, как и три акра поросшей лесом земли. Горы и лес были прежние, но Шейн изменилась. Хотя с виду она осталась той же девочкой, что уехала из восточного Мэриленда на работу в Балтимор. Хрупкая и невысокая, она нисколько не располнела, не приобрела женственных форм, как ей бы хотелось. У нее был заостренный подбородок и нежно-розовый бархатный румянец, отчего к ней прилипло прозвище «персик», заслышав которое она морщилась. Она мечтала иметь точеные скулы, но вместо того у нее на щеках появлялись ямочки, когда она улыбалась. Ее огорчали веснушки, пестревшие на ее маленьком вздернутом носике. В больших темных глазах под тонкими изогнутыми бровями отражались все ее чувства. Они редко бывали спокойными. Обычно она носила короткую стрижку, и кудри цвета меда свободно вились вокруг лица. Благодаря неунывающему характеру лицо Шейн всегда было оживленное, а маленький рот был готов расплыться в улыбке. Милашка, говорили все о ней. Она терпеть этого не могла, но постепенно свыклась. Что поделать, если не родилась роковой красавицей.

На последнем перед городом повороте на нее нахлынуло ощущение дежавю: она много раз ходила здесь раньше — в детстве, отрочестве, юности. Здесь было безопасно, здесь она была среди своих. В Балтиморе у нее никогда не возникало этого приятного ощущения принадлежности. Там она всегда была чужой.

Она засмеялась и помчалась вприпрыжку к дверям магазина. Бешено затрезвонили колокольчики, дверь громко захлопнулась.

— Привет!

— И тебе привет! — улыбнулась ей молодая женщина за прилавком. — Ты сегодня ранняя пташка.

— Да. Встала вот и смотрю — а кофе-то у меня кончился! — Заметив на прилавке коробку со свежими пончиками, Шейн обрадовалась: — С кремом, Донна?

— Ага. — Донна завистливо вздохнула, глядя, как Шейн берет пончик и впивается в него зубами. Все те без малого двадцать лет, что они были знакомы, Шейн ела все подряд и нисколько не толстела.

Хотя подруги вместе выросли, они были разные, как день и ночь. Шейн — блондинка, Донна — брюнетка. Шейн — маленькая и худая, Донна — высокая и фигуристая. Шейн любила приключения и всегда была заводилой. Донна обожала всласть раскритиковать любую идею Шейн, чтобы затем всем сердцем ее поддержать.

— Ну как ты там устроилась?

— Неплохо, — промычала Шейн с набитым ртом.

— Совсем не заходишь.

— У меня дел невпроворот. Последние пять лет у бабушки руки не доходили до дома. Она занималась только своим огородом, а что крыша течет — это ее не волновало. Может быть, если бы я не уехала…

— Ах, перестань себя винить, — перебила Донна, сдвинув черные брови. — Ты знаешь, что она сама хотела, чтобы ты стала учительницей. Фей Эббот дожила до девяноста четырех лет. Многие и мечтать о таком не смеют. И ведь до самого конца всем давала прикурить.

Шейн рассмеялась:

— И правда. Иногда у меня такое чувство, что сейчас войду в кухню, а там она сидит в своем кресле-качалке, готовая устроить мне головомойку за то, что я вовремя не помыла посуду. — От этой мысли на Шейн накатила тоска о прошедшем детстве, но она прогнала ее прочь. — Я видела сегодня в поле Амоса Месснера с сыном. Они убирали сено. — Шейн прикончила пончик и вытерла руки о штаны. — А я думала, Боб в армии.

— На прошлой неделе вернулся. Он собирается жениться на девушке, с которой познакомился в Северной Каролине.

— Да что ты!

Донна хитро улыбнулась. Она, как владелица единственного магазина в городке, была его глазами и ушами, и ей нравилась эта роль.

— Приедет в следующем месяце погостить. Работает секретарем в суде.

— А сколько ей лет? — поинтересовалась Шейн.

— Двадцать два года.

Шейн расхохоталась, запрокинув голову.

— Ах, Донна, ты бесподобна. Я как будто и не уезжала отсюда.

Донна с улыбкой слушала знакомый хохот.

— Я рада, что ты вернулась. Нам тебя не хватало.

Шейн облокотилась о прилавок.

— А где Бенджи?

— Он с Дейвом наверху, — довольно подбоченясь, ответила Донна. — Спусти этого чертенка вниз, и хлопот не оберешься. После обеда мы поменяемся.

— Как хорошо жить над собственным магазином.

Донна, только ждавшая предлога, тут же спросила:

— Шейн, ты все надеешься переделать дом?

— А я не надеюсь, — поправила ее Шейн, — я собираюсь его переделать. — Зная, что сейчас последует, она поспешила объяснить: — Антикварная лавка здесь не будет лишней. А если еще и музей открыть, то это будет совершенно особенный магазин.

— Но это такой риск, — возразила Донна. Видя возбужденный блеск в глазах Шейн, она еще больше встревожилась. Так было всегда, когда Шейн загоралась очередной дерзкой идеей. — Подумай о расходах…

— Мне хватит, чтобы открыть дело, — передернула плечами Шейн, словно прогоняя сомнения. — В доме полно вещей, которые можно продать. Мне это нужно, Донна, — продолжала она убеждать свою хмурящуюся подругу. — Собственный дом, собственное дело. — Она оглядела набитый товарами магазин. — Уж ты-то должна меня понимать.

— Да, но мне помогает Дейв. Не думаю, что я смогла бы управляться со всем одна, без такой поддержки.

— У меня получится. — Взгляд Шейн мечтательно устремился вдаль. — Так и вижу, как там будет, когда я все устрою.

— Придется многое перестраивать…

— Дом не надо перестраивать, — возразила Шейн. — Только кое-что подправить, отремонтировать. — Она решительно встряхнула рукой. — Без ремонта все равно не обойтись, если я собираюсь там жить.

— Лицензии, разрешения…

— Я уже все это запросила.

— Налоги…

— Проконсультировалась с бухгалтером. — Шейн улыбнулась, и Донна вздохнула. — Дом у меня выгодно расположен, я хорошо разбираюсь в разных древностях и могу подробно описать любое сражение Гражданской войны.

— Да уж, тебе только дай повод.

— Берегись, — предостерегла Шейн, — а не то я снова выложу тебе все, что знаю о битве при Энтитеме.

Тут снова зазвонили колокольчики, и Донна с облегчением вздохнула:

— Привет, Стью!

Следующие десять минут прошли за сплетнями, пока Донна отвешивала товар и пробивала чек. Как оказалось, Шейн пропустила совсем немногое, отсутствуя в городке четыре года.

Она знала, что выглядит белой вороной — девушка из местных, которая побывала в большом городе и вернулась домой с большими планами. Однако она оставалась внучкой Фей Эббот, и все соседи считали ее своей. Пусть она уехала, а не вышла замуж за сына Сая Трейнера, как ей прочили, но она вернулась.

— А Стью совсем не изменился, — сказала Донна, когда они с Шейн снова остались одни. — Помнишь, в школе, мы были в восьмом, а он в десятом, капитан футбольной команды и самый симпатичный парень из всех?

— И самый безмозглый, — сухо заметила Шейн.

— Ах, ну ты всегда млела от зубрил и умников. Кстати, — поспешила прибавить Донна, прежде чем Шейн успела возразить, — у меня для тебя есть один.

— Есть один — кто?

— Умник. По крайней мере, таким он мне показался. Он твой сосед, между прочим. — Донна расплылась в улыбке.

Мойсосед?

— Он купил старый дом Фарли. Недели две только, как переехал сюда.

— Дом Фарли? — Брови Шейн изогнулись, к удовольствию Донны, которая получила возможность сообщить свежие новости. — Но он же сгорел почти дотла. Какой идиот позарился на эту развалину?

— Его зовут Вэнс Бэннинг, — сказала Донна. — Он приехал из Вашингтона.

Немного поразмыслив над услышанным, Шейн пожала плечами:

— Наверное, ему просто земля нужна. — Она взяла с полки фунтовую банку кофе и поставила ее на прилавок, не взглянув на ценник. — А старый дом — так, чтобы меньше платить налогов.

— Не думаю. — Донна пробила чек и ждала, пока Шейн вытащит деньги из заднего кармана. — Он его ремонтирует.

— Какой смельчак, надо же. — Шейн сунула сдачу в карман.

— И тоже все делает сам, — заметила Донна, раскладывая на прилавке шоколадные батончики. — У него, кажется, нет лишних денег. Он безработный.

— Ах вот оно что. — Шейн мысленно посочувствовала незнакомцу. Работы становится все меньше, безработных все больше. В прошлом году в их школе сократили три процента учителей.

— Но, как говорят, у него золотые руки, — продолжала Донна. — Арчи Молер на днях завозил ему бревна, так он уже построил новое крыльцо. Вот только мебели у него совсем нет. Ящики с книгами, и больше ничего.

Шейн уже мысленно прикидывала, чем она могла бы поделиться с новым соседом. У нее были лишние стулья…

— А еще он такой красивый, — мечтательно прибавила Донна.

— Ты замужняя женщина, — напомнила ей Шейн и прищелкнула языком.

— Ну, посмотреть-то можно. Он высокий, — вздохнула Донна. Имея рост пять футов восемь дюймов, Донна ценила высоких мужчин. — Он смуглый, лицо сухое. Ну представляешь — костистый, морщины на лбу. А плечи…

— Широкие плечи — это твоя слабость.

Донна усмехнулась:

— На мой вкус, он немного тощеват, зато хорош собой. А еще он молчун, слова лишнего не скажет.

— Чужакам нелегко приходится, — заметила Шейн, изведавшая это на собственном опыте. — И безработным. А что ты думаешь…

Она не договорила, потому что снова зазвонили колокольчики. Обернулась через плечо и забыла, о чем собиралась спросить.

Он и вправду был высокий, как сказала Донна. За те мгновения, что они смотрели друг на друга, Шейн успела оценить его внешность. Да, он худощавый, но широкоплечий, закатанные по локоть рукава рубашки обнажали крепкие, мускулистые руки. Лицо загорелое, коротко стриженная борода. Густые, прямые черные волосы небрежно падают на высокий лоб.

Красивый, резко очерченный рот свидетельствует о том, что он не чужд жестокости. Глаза чисто-голубого цвета холодны. Их взгляд, без сомнения, может становиться ледяным. Вид высокомерный и отчужденный. Казалось, равнодушие борется в нем с внутренней энергией.

Он заворожил Шейн, что явилось для нее полной неожиданностью. Ее всегда привлекали веселые и добрые мужчины. А этот человек явно был ни тем и ни другим, но все ее существо потянулось к нему под воздействием некоего чувства, такого же естественного, как взаимная симпатия, и такого же неуловимого, как сон. Это продолжалось не более пяти секунд. Больше и не требовалось.

Шейн улыбнулась. Мужчина коротко, едва заметно, кивнул и направился к полкам.

— И сколько времени, по-твоему, тебе понадобится, чтобы все приготовить? — весело спросила Донна, одним глазом следя за покупателем.

— Что? — Мыслями Шейн была далеко.

— Ну чтобы все подготовить для открытия, — многозначительно повторила Донна.

— Месяца три, наверное. — Шейн рассеянно огляделась. — Там много работы.

Мужчина вернулся с пакетом молока, поставил его на прилавок, полез за бумажником. Донна пробила чек и, прежде чем отсчитать сдачу, метнула на Шейн взгляд из-под ресниц. Мужчина вышел, не сказав ни слова.

— И это, — торжественно объявила Донна, — был Вэнс Бэннинг.

— Да, — выдохнула Шейн, — я так и подумала.

— Ты понимаешь, о чем я. Красавец, но не слишком дружелюбный.

— Не слишком. — Шейн направилась к двери. — До скорого, Донна.

— Шейн, — с усмешкой окликнула ее Донна, — ты забыла кофе!

— Да? Нет, спасибо, — рассеянно пробормотала Шейн, — пожалуй, сейчас не хочу.

Донна, взяв банку кофе, с удивлением посмотрела на закрывшуюся за Шейн дверь и сказала:

— И что это на нее нашло?

Шейн шла домой и недоумевала. Будучи от природы эмоциональной, она тем не менее могла весьма неплохо проанализировать какое-нибудь событие. Вот и сейчас она пыталась понять, что с ней стряслось в те несколько мгновений.

Ей отчего-то казалось, будто она всю жизнь ждала этой краткой молчаливой встречи. Оно его узнала.Эти слова возникли в ее сознании словно ниоткуда. Она узнала его, но не по описанию Донны, а как будто благодаря своему собственному глубинному пониманию того, что ей на самом деле нужно. Это был он.

«Чушь, — сказала она себе, — ерунда». Они не были знакомы, она даже не слышала его голоса. Глупо было влюбиться в абсолютно незнакомого человека. Скорее всего, на нее просто произвел впечатление тот факт, что они с Донной говорили о нем и тут он вошел.

Свернув с дороги, она начала карабкаться по крутой тропе, ведущей к дому. «Он, конечно, повел себя недружелюбно», — размышляла она. Не улыбнулся ей в ответ, не проявил ни намека на вежливость. Взгляд его холодных голубых глаз принуждал сохранять дистанцию. И все-таки он источал такой магнетизм, что слово «понравился» было слишком слабым для описания ее волнения.


Всякий раз при виде своего дома Шейн испытывала прилив удовольствия. Этот дом принадлежал ей. Лес, густой и тронутый первым дыханием осени, узкий бурный ручей, камни, повсюду торчащие из земли, — это все принадлежало ей.

Шейн стояла на деревянном мостике через ручей и смотрела на дом. Да, ему требовался ремонт. Доски на крыльце прогнили, крыша обветшала. И все же это был милый домик, уютно примостившийся у самого леса, с видом на далекие зеленые холмы и синие горы. Этому дому, сделанному из местного камня, было более ста лет. Под дождем старые стены сияли как новые. Теперь же, когда светило солнце, они были уютного серого цвета.

Тропа подходила к самому крыльцу с просевшей нижней ступенькой. Дерево, в отличие от камня, нуждалось в замене. Любуясь своим домом, Шейн предпочитала не обращать внимания на недостатки, чтобы они не заслоняли красоту его строгой простоты.

Летние цветы уже увяли. Розы побурели и пожухли. Но зато первые осенние бутоны уже наливались жизнью. Слышно было, как журчит и плещет о камни ручей, ветерок тихонько перебирает листву на деревьях и лениво гудят пчелы.

Бабушка Шейн тщательно оберегала свое уединение. Все ее соседи находились не ближе чем в четверти мили поодаль. И теперь, после четырех лет, проведенных в переполненных классах в стенах городской школы, Шейн только рада была остаться наедине с природой.

«Если повезет, — думала она, шагая по тропинке, — я открою магазин еще до Рождества. Лавка древностей «Энтитем» и музей. Очень достойно и к месту. Только сначала нужно закончить ремонт — снаружи и внутри». В голове у нее сложилась предельно ясная картина.

Первый этаж она поделит на две половины. Вход в музей будет свободным, для привлечения покупателей в магазин. У Шейн имелось достаточно семейных древностей, чтобы обставить и укомплектовать музей и магазин, — одной старой мебели целых шесть комнат. Это все требовалось разобрать и описать. Может быть, придется также поездить по аукционам и распродажам и подыскивать вещи там, но это в будущем. Для начала хватит того, что ей досталось в наследство.

Дом и земля были давно выкуплены, так что оставалось лишь платить ежегодные налоги. Кредит за машину она тоже успела выплатить. Каждое лишнее пенни пойдет в дело. Она собиралась стать успешной и независимой, и второе было более важным, чем первое.

Не доходя до дома, Шейн остановилась у заросшей просеки, которая вела на участок Фарли. Ей было интересно взглянуть, как Вэнс Бэннинг ремонтирует старый дом. А еще, признаться, ей хотелось увидеть его снова.

Как бы там ни было, они ведь соседи, сказала она себе, отбрасывая последние сомнения. По крайней мере, надо представиться, чтобы положить доброе начало знакомству. С этими мыслями Шейн углубилась в лес.



Она с детства хорошо знала здесь каждое дерево. Сколько раз, играя, она бегала по лесным лужайкам. Некоторые деревья от старости повалились на землю и гнили теперь в толще опавших листьев. Над головой ветви сплелись в виде навеса, сквозь который проникали рассеянные лучи утреннего солнца. Она уверенно шла по узкой, извилистой тропке. Еще издалека до нее донеслись приглушенные удары молотка.

Эти звуки тревожили лесную тишину, но Шейн они нравились. Они означали работу и прогресс. Она прибавила шагу.

Выйдя на опушку, она увидела его. Вэнс стоял на новом крыльце старого дома Фарли и прибивал перила. Он снял рубашку, и его смуглая кожа блестела от пота. Темные волосы курчавились на груди, поношенные джинсы плотно облегали ягодицы и ноги. Когда он поднимал наверх тяжелый брус перил, на его спине и плечах бугрились мышцы. Поглощенный работой, Вэнс не знал, что со стороны леса за ним наблюдает женщина. Несмотря на физическое напряжение, он был спокоен. Вокруг рта не было суровых складок, а во взгляде — льда.

Шейн вышла из-за деревьев, и Вэнс, резко подняв голову, посмотрел на нее с досадой и подозрением. Не придав этому значения, Шейн приблизилась.

— Здравствуйте. — Она дружески улыбнулась, и на щеках ее обозначились ямочки. — Я живу по ту сторону тропинки.

Его брови приподнялись. Он узнал ее. «Какого черта ей нужно?» — подумал он, опуская молоток на перила.

Шейн снова улыбнулась и окинула дом долгим, внимательным взглядом.

— Ну и работы вам привалило, — весело заметила она, засовывая руки в задние карманы джинсов. — Огромный дом. Говорят, когда-то он был красивый. Мне кажется, вдоль всего второго этажа проходил балкон. — Она посмотрела вверх. — Жаль, что внутри почти все выгорело, да и не следил за ним никто. — Ее большие темные глаза с интересом посмотрели на Вэнса. — А вы плотник?

— Да, — не сразу ответил тот, пожимая плечами. Это было близко к правде.

— Какая удача, — сказала Шейн, подумав, что его смущает статус безработного и оттого он такой нерешительный. — После Вашингтона вам, наверное, непривычно в горах. — Его подвижные брови снова взлетели вверх, и она усмехнулась. — Простите. Но в маленьких городах слухи быстро распространяются, особенно если приезжает новый человек. И если даже вы проживете тут двадцать лет, все равно останетесь приезжим, а это место все равно будет называться усадьбой старого Фарли.

— Не важно, как оно называется, — холодно проговорил Вэнс.

Легкая тень омрачила лицо Шейн при этих словах. У него был такой замкнутый вид, что она поняла — он, конечно, отвергнет ее дружеское участие.

— У меня в доме тоже ремонт, — начала она. — Моя бабушка любила беспорядок. Вам не пригодилась бы пара стульев? Если не удастся сбыть их с рук, придется просто свалить их на чердаке.

Вэнс в упор глядел на нее, не меняя выражения лица.

— У меня есть все необходимое.

Поскольку другого ответа Шейн не ожидала, она не приняла его близко к сердцу.

— Если вы не передумаете, то пылиться им на чердаке. У вас отличный участок, — похвалила она, оглядывая пастбище вдалеке. Там виднелись постройки, которые также срочно нуждались в ремонте, иначе грозили не дожить до зимы. — Вы собираетесь завести скотину?

Вэнс нахмурился, глядя, как ее глаза обшаривают его собственность.

— А что?

Вопрос прозвучал слишком враждебно. Шейн сделала вид, что не заметила этого.

— Помню, как в детстве, еще до пожара, я лежала ночью в постели с открытыми окнами. Коровы Фарли мычали так близко, что казалось, будто они забрели к бабушке в огород. Это было мило.

— Нет, я не планирую заводить скотину, — отрывисто бросил Вэнс и взял с перил молоток, как нельзя более ясно давая понять, что разговор окончен.

Озадаченная Шейн смотрела на него. Он не застенчивый, решила она, он грубый. Грубый, как солдатский сапог.

— Простите, что отвлекла вас от работы, — бесстрастно проговорила она. — Поскольку вы приезжий, я дам вам один совет. Вам следует обозначить границы своего участка, если вы не хотите, чтобы их нарушали.

И она, возмущенно развернувшись, пошла по тропинке обратно и вскоре скрылась за деревьями.

Глава 2


Стерва, думал Вэнс, легонько похлопывая молотком по ладони. Он знал, что обошелся с девицей грубо, но особого раскаяния не ощущал. Не для того он купил клочок земли у черта на куличках, чтобы развлекать местную публику. В обществе он не нуждался, особенно в обществе блондинок-чирлидеров с коровьими глазами и ямочками на щеках.

«Какого черта она приходила? — удивлялся он, вытаскивая гвоздь из кармана. — Поболтать? На экскурсию по дому?» Он невесело усмехнулся. Очень по-соседски. Вэнс несколькими точными ударами вогнал гвоздь в дерево. Ему не нужны соседи. Все свое время он хотел тратить только на себя. Уже с давних пор он не мог позволить себе подобной роскоши.

Вытащив из кармана еще один гвоздь, он спустился ниже, прицелился и быстро вогнал гвоздь на место. Его особенно не тревожило, что она приглянулась ему, когда он увидел ее в магазине. Женщины, хмуро думал он, обладают необъяснимой способностью оборачивать мужские слабости себе на пользу. Он не хотел, чтобы это повторилось. У него достаточно шрамов в душе, не дающих забыть, что обычно скрывается за такими большими наивными глазами.

«Теперь я, значит, плотник», — думал он. Иронически усмехнувшись, он взглянул на свои жесткие, покрытые мозолями ладони. Когда-то они были гладкими и мягкими, привыкшими подписывать контракты и выдавать чеки. А теперь он вернулся туда, откуда начинал, — к работе с деревом. Да, пока он не почувствует себя готовым сесть за стол, он будет плотником.

Дом и сам факт его обветшания привносили в теперешнюю жизнь Вэнса ощущение, которое он давно забыл. Он знал, что такое стресс, успех, долг, но радость жизни за всем этим куда-то подевалась.

Пусть вице-президент «Ривертон констракшн» покомандует парадом несколько месяцев, пока он будет в отпуске. И пусть эта мелкая блондинка, с глазами как у щенка, сидит у себя на участке. Он вбил еще один гвоздь. Он не хочет поддерживать никаких соседских отношений.

Услышав шорох листьев, Вэнс обернулся и увидел возвращавшуюся Шейн. Он шепотом изверг поток ругательств. С преувеличенной от бешенства осторожностью положил топор.

— Ну? — Он ждал, вперив в нее недобрый взгляд голубых глаз.

Шейн остановилась у самого крыльца. Она нисколько его не боялась.

— Я понимаю, что вы очень заняты, — начала она ледяным тоном, — но я подумала, что, возможно, вам будет интересно узнать, что рядом с тропинкой есть гнездо щитомордников. — И прибавила: — На вашей стороне.

Вэнс с прищуром рассматривал ее, пытаясь сообразить, не выдумала ли она этих змей нарочно, чтобы досадить ему. Она не двинулась с места под его взглядом, и пауза затянулась надолго. Затем она повернулась и пошла обратно, но не успела сделать и нескольких шагов, как Вэнс с шумом выдохнул и окликнул ее:

— Минуточку! Вы должны мне показать.

— Я ничего не должна, — возразила Шейн, однако обнаружила, что разговаривает с закрытой дверью. На мгновение она пожалела, что вообще увидела гнездо, что не прошла мимо к себе домой. Хотя, если бы его ужалила змея, она винила бы в этом себя.

«Что ж, — сказала она себе, — делай свое доброе дело, и на том закончим». Она отбросила камень носком туфли и подумала: до чего все было бы проще, останься она сегодня утром дома.

Хлопнула дверь. Подняв глаза, Шейн увидела, что Вэнс спускается по ступенькам с винтовкой в руке. Он хорошо смотрелся с этим гладким элегантным стволом.

— Идем, — бросил он и зашагал вперед, не дожидаясь Шейн.

Она, досадуя на себя, пошла следом.

В лесу их испещрили пятна солнечного света. Запах земли и нагретой листвы смешивался с запахом ружейной смазки. Шейн молча обогнула своего спутника и забежала вперед, чтобы указывать путь. Вскоре она остановилась у кучи камней, прикрытых сухими бурыми листьями:

— Тут.

Сделав шаг вперед, Вэнс увидел змей с поперечными полосами. Не покажи она ему это место, он бы никогда не заметил гнезда… если бы только не наступил прямо на него. Неприятно, думал он, учитывая близость к тропе. Шейн молча наблюдала, как он берет толстую палку и переворачивает камни. Раздалось сердитое шипение.

Ее взгляд был прикован к разъяренным змеям, и она не заметила, как Вэнс вскинул винтовку к плечу. Первый выстрел заставил ее вздрогнуть. Затем последовали еще четыре. Ее сердце бешено стучало, но она не в силах была отвести глаз от места казни.

— Ну вот, конец им, — пробормотал Вэнс, опуская винтовку. Он щелкнул предохранителем и повернулся к Шейн. Цвет лица у нее был бледно-зеленый. — Что случилось?

— Предупреждать надо, — дрожащим голосом проговорила она. — Я не успела отвернуться.

Вэнс посмотрел на кучу ошметков у тропы. Это, мрачно подумал он, было невероятно глупо. Мысленно обругав ее и себя, он взял ее за руку.

— Идем, посидите у меня.

— Сейчас все пройдет. — Смущенная и злая, Шейн попыталась вырваться. — Обойдусь без вашего гостеприимства.

— Я не хочу, чтобы вы упали в обморок на моей земле, — ответил он, таща ее на опушку. — Вам не было нужды оставаться после того, как вы показали мне гнездо. Мне жаль, что так вышло.

— Ах, не стоит извиняться, — выдавила она, прижимая ладонь к бурлящему желудку. — Вы самый грубый и недружелюбный тип из всех, кого я знаю.

— А мне-то казалось, что я сама учтивость, — сказал Вэнс, распахивая дверь. Втащив Шейн в дом, он повел ее через огромную пустую комнату на кухню.

При виде грязных стен и голого пола на лице Шейн промелькнуло подобие улыбки.

— Кто же так шикарно оформил ваши интерьеры?

Он как будто хмыкнул, хотя, возможно, ей показалось.

Кухня, однако, сияла чистотой. Стены были оклеены обоями, мебель заново отполирована.

— Ах, какая красота, — восхитилась она, когда он усадил ее на стул. — Вы на славу потрудились.

Ничего не ответив, Вэнс поставил на плиту кофейник.

— Я приготовлю вам кофе.

— Спасибо.

Шейн стала рассматривать отлично отремонтированное помещение. На окнах новые рамы. Дерево подверглось морению и лакировке в тон плинтусам на полу и по потолочным балкам, которые были отполированы до тусклого блеска. Дубовый пол отшлифован, покрыт лаком и натерт. Вэнс Бэннинг определенно умел работать с деревом. Починить крыльцо смог бы каждый, но отделка кухни говорила о чувстве стиля и внимании к деталям.

Казалось несправедливым, что такой мастер сидит без работы. Наверное, ему пришлось потратить все свои сбережения, чтобы внести взнос за участок. Даже если дом достался Бэннингу за бесценок, земля все равно стоила очень дорого. Вспомнив о разрухе на большей части первого этажа, Шейн невольно ему посочувствовала.

— Вы сделали чудесную кухню, — сказала она, с улыбкой глядя ему в глаза. Ее бледность уже прошла, щеки порозовели.

Вэнс повернулся, чтобы снять с крюка кружку:

— Могу предложить только растворимый.

Шейн вздохнула.

— Мистер Бэннинг… Вэнс… — нерешительно проговорила она и замолчала, ожидая, чтобы он обернулся. — Может быть, мы с вами встали не с той ноги. Я вовсе не из тех соседей, что шумят и надоедают. По крайней мере, я не нарочно. Мне просто стало интересно, что вы делаете в доме и что вы за человек. Я тут знаю всех на три мили в округе. — Она поднялась. — Простите, что я вас побеспокоила.

Когда она попыталась протиснуться мимо него, Вэнс взял ее за руку. Кожа у нее была прохладной.

— Сядьте… Шейн.

Она внимательно взглянула в холодное, непроницаемое лицо, и ей показалось, что она увидела на нем слабый проблеск доброты. В ответ ее взгляд потеплел.

— Я пью кофе с молоком и сахаром, — предупредила она. — Три ложки.

Его рот дрогнул в невольной улыбке.

— Отвратительно.

— Да, согласна. Есть у вас сахар?

— Вон, на том столе.

Вэнс налил в кружку кипяток и затем, помедлив, достал вторую для себя.

— Красивая вещь. — Потянувшись за молоком, Шейн провела пальцами по столешнице. — Отполировать только, и будет загляденье. — Она насыпала себе три ложки сахара.

Вэнс, поморщившись, отхлебнул черный кофе.

— Вы разбираетесь в антиквариате?

— Не особенно.

— Это моя страсть. На самом деле я планирую открыть магазин. — Шейн рассеянно отбросила волосы, упавшие на лоб, и откинулась на спинку стула. — Получается, что мы с вами приехали практически одновременно. Последние четыре года я жила в Балтиморе, преподавала в школе историю США.

— Вы бросили работу? — Вэнс рассматривал ее руки, маленькие, как она сама. Голубые вены, сквозившие под бледной кожей, придавали им особенную хрупкость. А еще у нее были тонкие запястья и нежные пальцы.

— Устала от правил и инструкций, — пояснила Шейн, разводя руки в стороны.

— Вы не любите правила и инструкции?

— Только когда я сама их устанавливаю. — Она рассмеялась и покачала головой. — Вообще, я была неплохим учителем. Только не умела поддерживать дисциплину. — Она с грустной улыбкой поднесла ко рту кружку. — Не умею быть строгой.

— И ваши ученики этим пользовались?

Шейн закатила глаза:

— При малейшей возможности!

— И все же вы четыре года проработали в школе?

— Я должна была убедиться, что это не мое. — Шейн подперла подбородок ладонью. — Как многие, кто вырос в деревне, я думала, что жизнь в большом городе — это вечный праздник. Яркие огни, толпы народа, суета. Я хотела развлекаться на всю катушку. Четыре года я так и жила. Мне хватило. А в городе есть люди, которые мечтают перебраться в деревню, пасти коз и закатывать в банки помидоры. — Она рассмеялась. — Хорошо там, где нас нет.

— Это верно, — пробормотал Вэнс, продолжая ее рассматривать. У нее на радужке были золотистые точки. Как он не заметил их раньше?

— А вы почему выбрали Шарпсберг?

Вэнс пожал плечами. Такие вопросы не следовало задавать.

— Я работал в Хейгерстауне. Мне там понравилось.

— Жизнь в глуши может причинять неудобства, особенно зимой. Хотя я любила, когда нас заметало. Однажды у нас на тридцать два часа пропало электричество. Мы с бабушкой топили печку дровами и готовили на ней еду. Телефонная линия тоже испортилась. Такое было чувство, что мы с ней — единственные люди на земле.

— И вам это понравилось?

— Как всякое приключение. К счастью, оно не продлилось более тридцати двух часов, — ответила Шейн с дружеской улыбкой. — Я не отшельница. Кто-то любит город, кто-то — море и пляж.

— А вы любите горы.

— Да.

Их взгляды встретились. Улыбка замерла у нее на губах. Что-то в глазах Вэнса напомнило ей об их первой встрече в магазине. Воспоминание встревожило ее. Шейн понимала, что оно будет возвращаться снова и снова. Ей требовалось время, чтобы разобраться с этим. Она встала, подошла к раковине, сполоснула кружку.

Заинтригованный подобной реакцией, Вэнс решил ее испытать.

— Вы очень привлекательны, — сказал он неожиданно мягким, проникновенным голосом.

Шейн обернулась.

— Прямо хоть снимай меня в рекламе здорового питания, да? — звонко и озорно рассмеялась она, возвращаясь к столу.

Ни в ее манере, ни в выражении лица не было ни намека на подвох. Но куда же она тем не менее клонит? — размышлял Вэнс. Шейн тем временем снова увлеченно рассматривала кухонную отделку, не видя, что он хмурится, глядя на нее.

— Я в восхищении от вашего мастерства. — Она с воодушевлением повернулась к нему. — Слушайте, мне предстоит много чего переделать и отремонтировать, прежде чем я открою магазин. Я сама могу красить и делать кое-что по мелочи, но там много столярной работы.

Ага, вот оно что, сообразил Вэнс. Ей нужна бесплатная рабочая сила. Она разыгрывает беспомощность, льстит его мужскому честолюбию, чтобы он ринулся ей помогать.

— Да мне и в своем доме нужно делать ремонт, — хладнокровно напомнил он ей.

— Ах, я знаю, что вы не сможете тратить на меня много времени, но мы что-нибудь вместе придумали бы. — Идея захватила Шейн, мысли помчались в будущее. — Я не смогу платить вам, как платят в городе, но, может быть, пять долларов в час. Если бы вы могли работать десять — пятнадцать часов в неделю, то… — Она задумчиво закусила верхнюю губу. Это была совсем скромная сумма, однако больше у нее пока не было.

Вэнс подошел к раковине, повернул кран.

— Вы предлагаете мне работу? — изумился он.

Шейн покраснела, испугавшись, что обидела его.

— Ну, только на время, если вы не возражаете. Я понимаю, что в другом месте вы можете заработать больше, и если вы найдете что-то более подходящее, то всегда сможете отказаться, но пока что… — Она нерешительно умолкла, не ведая, как он отнесется к тому, что она знает о его положении безработного.

— Вы это всерьез? — спросил он после недолгого молчания.

— Ну… да.



— А с чего бы это?

— Мне нужен плотник, а вы — плотник. У меня много работы. Возможно, вы откажетесь сразу, но почему бы вам завтра не зайти и не взглянуть? — Она повернулась, чтобы уйти, и напоследок сказала: — Спасибо за кофе.

Вэнс сидел и смотрел на закрывшуюся за ней дверь. Затем вдруг разразился довольным хохотом. Она обставила его, как по учебнику.


Следующим утром Шейн поднялась рано. У нее были планы и решимость работать систематически. Ей всегда было трудно организовать себя, вот почему преподавание ей не подошло. Но она знала, что в организации бизнеса первым делом необходимо произвести учет товара — выяснить, что у нее есть, что она может продать, а что оставить для музея.

Решив начать с первого этажа и постепенно продвигаться наверх, она встала посреди гостиной и огляделась. Здесь было хорошее чиппендейловское каминное кресло красного дерева и раздвижной стол, которые не нуждались в полировке, стул с высокой спинкой, у которого нужно было заново оплести сиденье, пара керосиновых ламп и мягкий диван с протертой обивкой. На шеридановском кофейном столике стоял фарфоровый кувшин приблизительно 1830 года, с букетиком цветов, засушенных бабушкой. Шейн слегка коснулась их, прежде чем приняться за опись. Слишком много здесь было связано с ее детством, но она не могла позволить себе предаваться воспоминаниям. Если бы бабушка была жива, она посоветовала бы Шейн вначале спросить себя, правильное ли решение она приняла, а затем действовать. Шейн была уверена, что решение правильное.

Она взяла блокнот, разделила страницу надвое и принялась описывать свое имущество: в первую колонку она заносила вещи, нуждавшиеся в ремонте, а во вторую — те, которые могла продать сразу. Затем предстояло все оценить, что само по себе было нелегкой задачей. Вечерами она штудировала каталоги и делала выписки. Не было ни одного антикварного магазина в радиусе тридцати миль, который бы она не посетила. Шейн тщательно записывала принципы оценки и надлежащие процедуры. Она хотела выставлять и продавать только то, что нравилось ей самой, а то, что не нравилось, убрать с глаз долой.

Одна из стен гостиной была занята стеллажом, полным всякой всячины. Стеллаж был построен еще до ее рождения. Подойдя к нему, Шейла открыла новую страницу блокнота, где начала записывать предметы, предназначенные для музея: фуражка и пряжка от ремня времен Гражданской войны, принадлежавшие ее предку, стеклянный кувшин, полный гильз от патронов, погнутый горн, шашка офицера-кавалериста, солдатская фляга с инициалами JDA, нацарапанными на металле… Это были лишь немногие вещи, доставшиеся Шейн в наследство. Она знала, что на чердаке стоит сундук с униформой и старыми платьями. Еще имелся рукописный дневник одного из ее двоюродных прапрадедушек, который три года сражался в армии южан, и письма двоюродной прапрабабушке от ее отца, служившего у северян. Каждый предмет следовало описать, датировать и поместить под стекло.

Шейн обожала предметы старины. Настало, наконец, время снять со стеллажа старые фотографии и прочие вещи. Перебирая и сортируя их, Шейн увлеклась.

Что за человек дул в этот горн? Наверное, когда-то он был блестящий и негнутый. Может быть, им владел мальчик с пушком на лице? Боялся ли он или дрожал от нетерпения? Ей казалось, что горнист был фермерский сынок, и дело его, разумеется, было правое. И на чьей бы стороне парнишка ни воевал, он наверняка играл на своем горне сигнал к сражению.

Вздохнув, Шейн взяла горн и положила его в коробку. Затем, аккуратно оборачивая, уложила остальные реликвии в коробки, пока не очистила все полки, кроме самой верхней, куда не могла дотянуться. Решив не возиться с тяжелой лестницей, стоявшей у другой стены, она взяла ближайший стул. Как только она взобралась на стул, в дверь постучали.

— Да, входите! — крикнула она, протягивая одну руку к верхней полке, а другой держась за полку пониже. Она чертыхнулась, потому что до верха ей все равно было не достать, и встала на цыпочки, но тут кто-то схватил ее за руку.

Она вскрикнула и пошатнулась, однако Вэнс держал ее крепко.

— Вы меня до смерти перепугали! — укорила она его.

— Кто же залезает на такие стулья?

Крепко взяв Шейн за талию, Вэнс снял ее со стула и поставил на пол, но убирать руки не торопился. Одна щека у нее была в пыли, волосы растрепались. Она положила маленькие узкие ладони на его руки и улыбнулась, глядя на него снизу. Вэнс недолго думая наклонился и поцеловал ее в губы.

Шейн не сопротивлялась, лишь слегка удивилась. А затем и вовсе успокоилась. Хотя она не ожидала, что дело примет такой оборот столь скоро, она этого хотела и восприняла как данное.

Его губы крепко прижимались к ее губам, но без нежности, без намека на то, что мог бы означать для нее этот поцелуй — симпатию, любовь или утешение. И все же она инстинктивно знала, что он способен на нежность. Она подняла руку и коснулась его щеки, ища подтверждение своим чувствам. Он немедленно выпустил ее. Прикосновение ее руки было слишком интимным.

Что-то подсказало Шейн, что к этому происшествию стоит относиться легко, хотя ей безумно хотелось снова почувствовать его руки. Склонив голову к плечу, она с озорной улыбкой поздоровалась:

— Доброе утро.

— Доброе утро, — осторожно ответил Вэнс.

— Я тут провожу опись. — Она широким жестом обвела комнату. — Хочу все переписать, прежде чем отправить наверх для хранения. Я планирую устроить в этой комнате музей, а все остальное на первом этаже использовать под магазин. Не могли бы вы достать вещи с верхней полки? — попросила она и огляделась в поисках блокнота.

Вэнс молча передвинул лестницу и освободил верхнюю полку. Она держалась с ним так, словно ничего не произошло, и это его обескураживало.

— Труднее всего будет перенести кухню снизу наверх, — продолжила Шейн, глядя и спои списки. Она знала, что Вэнс наблюдает за ней, но решила, что виду не подаст, что понимает это. — Конечно, придется убирать стены, расширять дверные проходы. Но я не хочу, чтобы в результате перестройки дом утратил свой колорит, — сказала она.

— Я смотрю, вы все продумали до мелочей. — «Неужели ей и вправду все нипочем?» — удивлялся Вэнс про себя.

— Надеюсь. — Шейн прижала блокнот к груди и обвела взглядом комнату. — Я обратилась в инстанции за всеми необходимыми разрешениями. Какая же это морока! По натуре я не предприниматель, так что мне придется проверять и перепроверять все по нескольку раз и многому учиться. Но дело того стоит. — Ее голос окреп. — И я своего добьюсь.

— Когда вы хотите открыться?

— Лучше бы в первой половине декабря, но… — Шейн передернула плечами. — Все зависит от того, как скоро пойдет работа и когда я смогу все подготовить. Идемте, я покажу вам, что еще есть в доме. Тогда уж и решите, беретесь ли вы за это.

Не дожидаясь его согласия, Шейн направилась в глубь дома.

— Кухня довольно просторная, особенно если ее расширить за счет кладовой. — Открыв дверь, Шейн заглянула в большую кладовую с полками по стенам. — Нужно все вынести и убрать полки, и будет много места. Затем, если расширить этот проход, — она распахнула створки двери, — и сделать здесь арку, то это увеличит площадь главного зала.

Они перешли в столовую с длинными ромбовидными окнами. Как отметил Вэнс, Шейн двигалась быстро и уверенно, точно знала, чего именно хочет.

— Камин много лет никто не зажигал. Даже не представляю, исправен ли он вообще. — Шейн подошла к обеденному столу и провела рукой по его поверхности. — Это приданое моей бабушки. Его привезли из Англии более ста лет тому назад. — Вишневое дерево, освещенное солнцем, заблестело под ее пальцами. — Стулья из оригинального гарнитура. Хепплуайт. — Шейн погладила сердцевидную спинку одного из шести сохранившихся стульев. — Мне не хочется продавать ее любимую мебель, но… — Она осеклась и без нужды передвинула стул. — В музей всего не поместишь, а мне негде хранить это добро. — Она отвернулась. — Вон та стеклянная горка тоже старинная, того же периода.

— Вы могли бы оставить все как есть и работать в местной школе, — предложил Вэнс.

— Нет. — Шейн покачала головой. — У меня не хватит характера. Скоро я начала бы прогуливать уроки, прямо как мои ученики, подавая им плохой пример. Конечно, я люблю историю. — Она снова повеселела. — Но другую историю, — сказала она, возвращаясь к столу. — Что за люди сидели на этих стульях? Во что они были одеты? О чем говорили за обедом? Может быть, о политике и молодых колониях? Может быть, один из них знал Бена Франклина и втайне симпатизировал революции. — Она рассмеялась. — Такие вещи не проходят в курсе истории со второго по одиннадцатый класс.

— Но это интереснее, чем перечислять имена и даты.

— Может быть. Так или иначе, я не собираюсь возвращаться в школу. — Помолчав, Шейн в упор взглянула на Вэнса. — Приходилось ли вам, увлекшись любимым делом и поверив, что оно ваше, однажды утром проснуться и понять, что вас заперли в клетке?

Эти слова били не в бровь, а в глаз. Вэнс утвердительно кивнул.

— Тогда вы понимаете, почему мне пришлось выбирать между тем, что я люблю, и своим рассудком. — Шейн снова коснулась столешницы и, глубоко вздохнув, прошлась по комнате. — Я не хочу здесь ничего перестраивать, кроме дверных проемов. Кстати, эту рейку сделал мой прапрадед.

Вэнс подошел, чтобы взглянуть.

— Он работал каменщиком, но, как видно, и столяр был неплохой.

— Прекрасная работа, — поддержал Вэнс, восхищенный искусством мастера. — Чтобы добиться такого качества с помощью современных инструментов, мне приходится немало попотеть. Конечно, нельзя трогать эту рейку, как и другие деревянные части отделки комнаты.

В нем против воли проснулся интерес. Это был вызов — другого рода вызов, чем тот, который бросал ему его собственный дом. Почувствовав перемену в его настроении, Шейн поспешила воспользоваться этим.

— А здесь малая гостиная. — Она взяла Вэнса за руку и потащила в другую дверь. — Она примыкает к большой гостиной, так что я планирую сделать из нее проход в магазин, а в столовой устроить главный выставочный зал.

В малой гостиной с выцветшими обоями и поцарапанным деревянным полом Вэнс узнал несколько хороших вещей Дункана Пфайфа и моррисовское кресло. Окинув комнату беглым взглядом, он пришел к выводу, что тут нет ни одного предмета обстановки моложе ста лет. Также он обратил внимание на отличный веджвудский сервиз. Хотя, возможно, это была талантливая копия. Здесь мебели на целое состояние, думал он, а дверь черного хода болтается на одной петле.

— Как видите, работы полно, — говорила в это время Шейн, открывая окно, потому что в воздухе чувствовалась легкая затхлость. — Но вы лучше знаете, что тут нужно сделать, чтобы привести все в порядок.

Вэнс, нахмурившись, разглядывал выщербленные доски пола и потрескавшиеся плинтусы. Было ясно, что его профессиональный взгляд подмечает все. Его явно раздражала разруха.

— Может быть, мне не стоит искушать судьбу и показывать вам сейчас второй этаж? — с беспокойством сказала Шейн.

— Почему? — Вэнс посмотрел на нее с удивлением.

— Потому что на втором этаже работы в два раза больше, чем здесь, и я не хочу вас отпугнуть.

— Нет, вам одной тут, конечно, не справиться, — пробормотал он.

Если его собственный дом требовал капитального ремонта, тяжелого физического труда и времени, то этот нуждался в тщательной отделке того, что уже было. Вэнс почувствовал соблазн принять вызов.

— Я могла бы платить шесть долларов в час плюс готовить вам обеды и кофе, — расхрабрившись, предложила Шейн. — Люди, приходя сюда, увидят ваше мастерство и станут предлагать вам и другую работу.

Вэнс улыбнулся. Сердце Шейн радостно подпрыгнуло в груди. Его мимолетная мальчишеская улыбка понравилась ей даже больше, чем поцелуй.

— Хорошо. — Вэнс кивнул. — Договорились.

Глава 3


Довольная собой и ободренная хорошим настроением Вэнса, Шейн все-таки решила показать ему второй этаж. Она взяла его за руку и повела по крутой лестнице наверх. Пусть она понятия не имела, чем была вызвана эта внезапно блеснувшая на его лице улыбка, но ей не хотелось его отпускать, пока он был в таком добром расположении духа.

Рука Шейн была мягкая, как у младенца, и Вэнсу ужасно захотелось узнать, какова она вся на ощупь — ее плечи, бедра, грудь. Но он напомнил себе, что она женщина не его типа, и уставился на трещину толщиной в волос, протянувшуюся на стене слева.

— Тут у меня три спальни, — сказала Шейн, когда они добрались до верхней площадки. — Я хочу оставить себе одну, среднюю превратить в гостиную, а третью — в кухню. Наклеить обои и покрасить я могу и сама после того, как основная работа будет закончена. А вы не разбираетесь в гипсокартоне?

— Немного. — Вэнс машинально поднял руку и провел пальцем по ее носу. Их равно удивленные взгляды встретились. — А у вас пыль на лице, — пробормотал он.

— Ах! — Шейн со смехом стала оттирать лицо.

— Вот здесь.

Мозолистая подушечка большого пальца заскользила по ее скуле. Кожа на ощупь была такая же, как и на вид: кремовая, мягкая. Интересно, какая она на вкус, думал Вэнс, не торопясь убирать палец.

— И здесь, — сказал он, поддавшись своему воображению. Он очертил кончиком пальца подбородок Шейн. Когда взгляд упал на ее губы, по его телу пробежала легкая дрожь.

Глаза Шейн были широко открыты. Вэнс резко опустил руку. Настроение его изменилось. Шейн, кашлянув, распахнула дверь в среднюю спальню.

— А это… м-м-м… — Она отчаянно пыталась собраться с мыслями. — Это самая большая спальня. — Пальцы нервно теребили волосы. — Я понимаю, что пол тут совсем плох. Шкуру бы содрать с того, кто покрасил эти дубовые плинтусы. — Она резко выдохнула, и ее пульс начал понемногу успокаиваться. — Не знаю, можно ли их теперь отчистить. — Она небрежно коснулась отходящих от стен обоев. — Моя бабушка не любила перемен. В этой комнате тридцать лет не было ремонта, со смерти ее мужа. Окна заклинило, крыша протекает, камин дымит. На самом деле весь дом, за исключением столовой, совершенно запущен. У нее никогда не было желания им заниматься.

— А когда она умерла?

— Три месяца назад. — Шейн приподняла угол лоскутного покрывала на кровати. — Однажды утром она не проснулась. Меня назначили преподавать на летних курсах в школе, и я не могла вернуться сюда насовсем до прошлой недели.

Ее слова были пропитаны горечью вины.

— А если бы вы были здесь, что изменилось бы?

— Ничего. — Шейн подошла к окну. — Но старушка не умерла бы в одиночестве.

Вэнс промолчал. Не стоит давать советы личного характера незнакомым людям. На фоне окна маленькая фигурка выглядела совсем беззащитной.

— Какие тут стены? — спросил он.

— Что? — Мыслями Шейн находилась за много миль и лет от него.

— Стены. Вы хотите убрать какие-нибудь стены?

Она минуту не отрывала взгляда от выцветших роз на обоях.

— Нет… нет. Только снять дверь и расширить проем.

Вэнс кивнул, отметив про себя, что она, похоже, наконец, овладела собственными эмоциями.

— Если удастся отшлифовать плинтусы, то арку тоже можно будет отделать дубом в тон.

Вэнс подошел, чтобы взглянуть поближе.

— Это несущая стена?

Шейн скривила рот.

— Понятия не имею. Откуда мне… — Она не договорила, потому что во входную дверь внизу постучали. — Черт. Слушайте, посмотрите тут все сами. Вы и без меня отлично разберетесь. Я скоро вернусь. — С этими словами Шейн побежала вниз по лестнице.

Пожав плечами, Вэнс вынул из заднего кармана рулетку и стал делать измерения.

Когда Шейн открыла дверь, ее дружелюбная улыбка вмиг испарилась.

— Сай?

На лице молодого человека появилось укоризненное выражение.

— Ты не пригласишь меня войти?

— Входи. — Шейн посторонилась и аккуратно закрыла за гостем дверь, но пройти в дом не пригласила. — Как поживаешь?

— Все в порядке.

Ну еще бы, с досадой подумала Шейн. Сай Трейнер-младший всегда был в полном порядке — наглаженный и холеный. И преуспевающий, прибавила она про себя, глядя на его дорогой неброский, но стильный костюм.

— А ты?

— Тоже в порядке, — ответила Шейн, зная, что расходует свой сарказм впустую па эмоционально глухого человека.

— Извини, что не зашел на прошлой неделе. Дел было по горло.

— Бизнес процветает? — спросила она без малейшего намека на интерес. Этого Сай тоже не заметил.

— Деньги сами идут в руки. — Он поправил свой идеально ровный галстук. — Люди покупают дома. Загородная недвижимость — это всегда хорошее вложение средств. — Он кивнул. — Торговля недвижимостью — дело солидное и прибыльное.

Ага, деньги — наше все. Шейн усмехнулась.

— А как поживает твой отец?

— Отлично. Собирается на пенсию.

— Да ты что.

Если бы Сай Трейнер-старший выпустил бразды правления семейным агентством недвижимости через полгода после смерти, она бы и то удивилась. Потому что старик всегда будет править, и не важно, что нравится думать его сыну.

— Он очень занят, — говорил Сай, — но ему бы очень хотелось тебя повидать. Так что ты зайди как-нибудь в офис.

Шейн ничего на это не ответила.

— Итак… — Сай сделал паузу, будто собирался объявить нечто важное, — ты обживаешься.

Шейн, выгнув бровь, наблюдала, как он оглядывает ее упаковочные ящики.

— Потихоньку.

Она нарочно не предлагала ему присесть, хотя знала, что это невежливо. Они так и стояли у двери.

— Знаешь, этот дом не в лучшей форме, но расположение у него весьма удачное. — Сай снисходительно усмехнулся, отчего Шейн начала закипать. — Я бы предложил тебе за него хорошую цену.

— Я не продаю дом. Ты за этим пришел? Прицениться?

— Шейн! Как ты можешь?!

— А чего еще тебе нужно? — ровным тоном поинтересовалась она.

— Просто зашел посмотреть, как ты поживаешь. — Обида в голосе Сая звучала настолько натурально, что Шейн чуть было не начала извиняться. — Ходят какие-то сумасшедшие слухи, будто ты открываешь антикварный магазин.

Желание извиниться тут же пропало.

— Это не слухи, и не сумасшедшие. Я действительно собираюсь открыть антикварный магазин.

Сай вздохнул и посмотрел на нее отеческим, как она это называла, взглядом. Она сжала зубы.

— Шейн, ты хоть представляешь, какой это риск — открывать бизнес в сегодняшней экономической ситуации?

— Нет, но ты мне расскажешь.

— Дорогая моя, — хладнокровно произнес он, отчего ее кровяное давление подскочило до опасных высот. — Ты дипломированный учитель с четырехлетним опытом работы. Это сущее безумие — отказываться от надежной карьеры из-за мелкого каприза.

— Мне всегда приходят в голову безумные идеи, не так ли, Сай? — Ее взгляд стал холодным. — Ты никогда не упускал случая меня этим попрекнуть, даже когда мы были, предположительно, влюблены друг в друга.

— Ну… это просто потому, что я о тебе заботился и старался погасить твои… порывы.

— Погасить мои порывы! — Больше изумленная, чем разгневанная, Шейн запустила пальцы в волосы. «Потом, — сказала она себе, — потом я посмеюсь». А сейчас ей хотелось закричать. — Ты совсем не изменился. Ни капли. Готова поспорить, что ты по-прежнему так же аккуратно складываешь на ночь носки и носишь запасной носовой платок.

Сай напрягся.

— Если бы ты хоть немного умела ценить практичность.

— То ты бы не бросил меня за два месяца до свадьбы? — в бешенстве закончила Шейн.

— Ну, в самом деле, едва ли это можно так назвать. Ты же знаешь, что я о тебе заботился.

— Заботился, — процедила она сквозь стиснутые зубы. — Что ж, позволь мне кое-что тебе сказать. — Она ткнула пальцем в его неброский элегантный полосатый галстук. — Засунь свою практичность знаешь куда? Вместе со своей сбалансированной чековой книжкой и рожком для обуви. В то время я была на тебя обижена, но, по правде, ты оказал мне большую услугу. Я ненавижу практичность, освежитель воздуха с запахом сосны и тюбики зубной пасты, свернутые в трубочку с конца.

— Не понимаю, какое отношение это все имеет к разговору.

— Самое прямое, — вспыхнула она. — Ты замечаешь только то, что выведено в колонках и сбалансировано. И еще кое-что я тебе скажу, — продолжала она, не давая ему вставить слово, — я открою магазин, и даже если не заработаю на нем состояния, зато доставлю себе огромное удовольствие.

— Удовольствие? — Сай покачал головой. — На удовольствии бизнес не построить.

— Это мой бизнес, — возразила она. — Для счастья мне не нужны миллионные доходы.

Сай скупо и неодобрительно улыбнулся:

— Ты не изменилась.

Шейн распахнула дверь:

— Вали, продай какой-нибудь дом.

Под ее свирепым взглядом он вышел, сохраняя достоинство, которому она завидовала и которое презирала. Захлопнув дверь, она в бешенстве ударила кулаком о стену и, завертевшись на месте, принялась дуть на ушибленные костяшки пальцев.

— Черт!

Тут только она заметила Вэнса, стоявшего у лестницы. Их взгляды встретились. Он смотрел на нее спокойно и серьезно. От ярости и смущения щеки Шейн вспыхнули.

— Наслаждаетесь шоу? — сердито крикнула она и бросилась на кухню.

Там она принялась хлопать дверцами шкафов, давая выход своему отчаянию, и оттого не слышала, что Вэнс последовал за ней. Когда он тронул ее за плечо, она резко обернулась, готовая обрушить на него свой гнев.

— Дайте посмотреть вашу руку, — тихо попросил он. Невзирая на ее протесты, он оглядел ушибы.

— Да ерунда, пройдет, — отмахнулась Шейн.

— Перелома нет, — пробурчал Вэнс — но синяк будет. — Он вдруг разозлился на нее за то, что она повредила такую маленькую, мягкую ручку.

— Ничего мне не говорите, — ответила она. — Сама все понимаю. Выставила себя полной дурой.

— Простите, — сказал Вэнс. — Я должен был дать вам знать, что я здесь.

Глубоко вздохнув, Шейн высвободила руку. Легкая пульсирующая боль доставляла ей извращенное удовольствие.

— Ничего страшного, — пробормотала она и стала заваривать чай.

— Я вовсе не хотел вас смущать, — продолжил Вэнс.

— Поживи вы тут некоторое время, то рано или поздно узнали бы о нас с Саем. — Шейн нарочито равнодушно пожала плечами, но невольная резкость этого жеста только подчеркнула ее волнение.

Вэнс с некоторым неудовольствием почувствовал, что ему хочется знать все. Шейн грохнула крышкой о чайник.

— При нем я всегда ощущаю себя полной дурой!

— Почему?

— Потому что он всегда расставляет все точки над «i». — Она со злостью рванула дверцу шкафчика. — Он возит в багажнике зонт. Он никогда, ни за что и ни в чем не ошибается! Он всегда поступает разумно. — Она швырнула две чашки на стол. — Разве он кричал на меня сейчас? — грозно спросила она, поворачиваясь к Вэнсу. — Ругался? Вышел из себя? Нет! — в отчаянии воскликнула она. — Он всегда спокоен. Клянусь, он даже не потеет.

— Вы его любили?

Шейн молча посмотрела на Вэнса, затем прерывисто вздохнула.

— Да, да. Я его любила. Мне было шестнадцать, когда мы начали встречаться. — Она отошла к холодильнику, а Вэнс включил газ под чайником, что она забыла сделать. — Он был такой правильный, умный и… так убедительно говорил. — Шейн вытащила из холодильника молоко и улыбнулась. — Сай прирожденный продавец. Он может убедить вас в чем угодно.

Вэнса посетила мимолетная и необъяснимая неприязнь к этому человеку. Когда Шейн подошла, чтобы поставить на стол большую керамическую сахарницу, солнечный луч упал на ее волосы, они на миг вспыхнули золотом и погасли. Вэнс неотрывно смотрел на нее, чувствуя странную слабость внизу позвоночника.

— Я просто с ума по нему сходила, — продолжала Шейн.

Вэнс мысленно встряхнулся, чтобы следить за ее рассказом, потому что движения ее тела, обтянутого футболкой и джинсами, начали отвлекать его.

— Когда мне исполнилось восемнадцать, он попросил меня выйти за него замуж. Мы оба собирались поступать в колледж, и Сай сказал, что правильным будет год повременить со свадьбой. Он очень правильный, — горько прибавила она.

Просто хладнокровный идиот, подумал Вэнс, рассматривая очертания ее сосков под футболкой, и тут же с досадой перевел взгляд на ее лицо.

— Я хотела, чтобы мы поженились немедленно, но он сказал мне, как всегда, что я слишком нетерпелива. Брак — это серьезный шаг. Все нужно спланировать. Когда я предложила ему пожить вместе, он был просто в шоке. — Шейн с негромким стуком поставила молоко на стол. — Я была молода и влюблена. Я хотела его. А он считал своим долгом усмирять мои… примитивные порывы.

— Чертов идиот, — пробурчал Вэнс под шипение чайника.

— Целый год он меня переделывал, и я старалась стать такой, какой он хотел меня видеть: вырабатывала достоинство и здравы смысл. Успехов я не достигла. — Шейн покачала головой, вспоминая тот долгий и утомительный год. — Если я хотела пойти в бар с компанией друзей-студентов, он напоминал мне, что мы должны беречь каждый грош. Он тогда уже присмотрел маленький домик в пригороде Бунсборо. Его отец говорил, что это хорошее вложение средств.

— А вы его ненавидели, — заметил Вэнс.

Шейн удивленно взглянула на него.

— Скорее презирала. Домик был идеальный, с изгородью. Когда я сказала Саю, что задохнусь там, он засмеялся и погладил меня по голове.

— Почему вы его не бросили? — возмутился Вэнс.

Шейн покосилась в его сторону:

— Неужели вы никогда не были влюблены? — Это был скорее ответ, чем вопрос. — Мы препирались по любому поводу, — продолжала она. — Я все думала, что это от затянувшейся помолвки, но постепенно наши ссоры становились более серьезными. Сай утверждал, что все изменится после свадьбы. Я ему верила.

— Какой мерзкий зануда.

Хотя ледяной тон Вэнса удивил ее, Шейн улыбнулась.

— Возможно, но он бывал нежным и милым.

Вэнс иронически фыркнул.

— Я ему все прощала. Я злилась на него, когда он придирался, но он всегда брал верх, потому что никогда не выходил из себя. Разрыв случился, когда мы обсуждали, как проведем медовый месяц. Я хотела полететь на Фиджи.

— На Фиджи? — переспросил Вэнс.

— Да! — с вызовом ответила она. — Это романтично, экзотично, совсем не так, как здесь. Мне едва исполнилось девятнадцать. — Шейн в новом приступе ярости ударила ложкой об стол. — А он планировал поехать в какой-то убогий пансионат в Пенсильвании. Знаете, такое место, где вас развлекают по расписанию, — конкурсы, крытый бассейн. — Закатив глаза, она отхлебнула чаю. — Путевка со скидкой «все включено»: три дня, две ночи, с питанием. От матери ему досталась порядочная сумма, да и у меня были сбережения, но он не хотел выбрасывать деньги на ветер. К тому времени он уже составил свой пенсионный план! Этого уже я не могла стерпеть!

Вэнс, стоя, потягивал чай и наблюдал за ней.

— И вы разорвали помолвку? — Ему было интересно, воспользуется ли она шансом, который он ей предлагал, чтобы сказать, что разрыв был ее идеей.

— Нет. — Шейн оттолкнула чашку. — Мы страшно поругались, после чего я побежала в клуб недалеко от колледжа, чтобы провести остаток вечера с друзьями. Я сказала Саю, что не собираюсь в свою первую брачную ночь смотреть какое-нибудь пошлое шоу в ресторане или играть в бинго.

Вэнс поморщился, сдерживая улыбку.

— Что вполне понятно.

Шейн грустно улыбнулась и покачала головой.

— Остыв, я решила, что не важно, куда мы поедем, главное, что мы будем вместе. Я сказала себе, что Сай прав и что я незрелая и безответственная. Мы должны экономить. Мне предстояло еще два года учиться в колледже, а он только начал работать в фирме отца. Я вела себя легкомысленно. Это было его любимое слово для меня.

Шейн нахмурилась, глядя к себе в чашку.

— Я пошла к нему домой, чтобы извиниться. И вот тогда-то он очень спокойно и рассудительно объявил о нашем разрыве.

Вэнс подошел к столу, сел рядом с Шейн.

— Вы же говорили, что он никогда не ошибается.

Шейн уставилась на него, затем рассмеялась. Это было мимолетное выражение искренней признательности.

— Спасибо. — Она, подчиняясь порыву, опустила голову ему на плечо. Ее гнев испарился, пока она рассказывала ему свою историю, а жалость к себе исчезла, стоило ей засмеяться.

Охватившая Вэнса нежность заставила его насторожиться. Но все-таки он не отказал себе в удовольствии провести рукой по растрепанным волосам девушки. Волосы были густые и непослушные. И невероятно мягкие. Он накрутил одну прядь на палец.

— Вы все еще любите его? — услышал он собственный голос.

— Нет. Но, когда он рядом, я по-прежнему чувствую себя безответственной и романтичной.

— А вы такая и есть?

Шейн пожала плечами:

— Наверное.

— Вы ему все правильно сказали.

Забыв об осторожности, он притянул ее к себе.

— Я много чего наговорила.

— Даже что он сделал вам одолжение, — пробормотал Вэнс. — Вы бы сошли с ума, складывая каждый вечер его носки.

Шейн рассмеялась и запрокинула голову, чтобы взглянуть ему в лицо, а затем дважды легко поцеловала его: первый раз — от благодарности, второй раз — просто так.

У нее был маленький и очень соблазнительный рот. Когда Вэнс крепко обхватил ладонью ее затылок, она нисколько не испугалась и не смутилась. Напротив, ее губы маняще раскрылись. Она тихо застонала, нащупав языком его язык. Вэнс хотел напитаться свежей, чистой страстью, которую она так охотно ему предлагала. Когда его горячий, нетерпеливый рот стал грубым, она лишь подчинилась, а когда его зубы больно впились ей в губу, она только крепче прижала его к себе.

— Вэнс, — прошептала она, прильнув к нему.

Он вдруг резко встал.

— Меня ждет работа, — заявил он.

Ее глаза округлились от удивления.

— Я подготовлю список материалов, которые мне понадобятся. И дам вам знать.

Он вышел через черный ход прежде, чем она сообразила, что ему ответить.

Несколько мгновений она смотрела на закрывшуюся за ним дверь. Что она сделала, чтобы вызвать этот гнев? Как это возможно, чтобы он так страстно целовал ее и вдруг отвернулся? Она взглянула на сжатые в кулаки руки. Не следует некоторые вещи принимать всерьез, напомнила она себе.

Слишком долго она была романтичной. Мечтательницей, как говорила бабушка. Слишком долго она ждала своего мужчину, который вошел бы в ее жизнь навсегда.

Она хотела, чтобы ее лелеяли, уважали, обожали. Наверное, она ищет невозможного, желая сохранить свою независимость и собственное мнение, но при этом иметь сильную опору. Она снова и снова уговаривала себя перестать ждать необыкновенной любви. Но желания сердца не подчинялись голосу разума.

Она сразу почувствовала, что Вэнс не такой, как все. В ту секунду, когда их глаза впервые встретились, ее сердце распахнулось и закричало: «Это он!» Какая чушь, одернула себя Шейн. Любить человека — значит знать его и понимать. А она не знала Вэнса Бэннинга и не понимала его.

И вдруг ее осенило: ведь он обиделся! Она вроде как предлагала ему работу, но ее поцелуй означал, что за свои деньги она хочет большего, чем ремонт дома. Он, наверное, подумал, что она пытается соблазнить его, тряся у него под носом своими долларами, в которых он так нуждался.

Она расхохоталась. В приступе безудержного смеха ее голова запрокинулась, а руки упали на стол. Шейн Эббот — соблазнительница. О боже, подумала она, вытирая слезы, выступившие на глазах. Ну и дела. Действительно, какой мужчина устоит перед чумазой женщиной, которая бьет кулаками в стену?

Шейн вздохнула, оборвав смех, и подумала, что нужно дать отдых воображению. С этой мыслью она снова принялась за опись.

Глава 4


Вэнс не мог уснуть. Он работал до позднего вечера, стараясь вместе с потом изгнать из себя злость и неудовлетворенное желание. Злость его не тревожила. Это чувство было ему слишком хорошо знакомо, чтобы лишить сна. Да и желание его посещало не однажды, но факт, что его вызвала какая-то мелкая и надменная историчка, бесил и не давал покоя.

Не стоило браться за эту работу, говорил он себе. Черт дернул его согласиться. Ругая себя, Вэнс вышел на крыльцо.

С наступлением ночи сильно похолодало. Над головой, окружая белый полумесяц, блестящим ковром раскинулись звезды. Венера была видна так четко, как ему еще не приходилось наблюдать. Монотонно стрекотала армия кузнечиков, над темным лесом вспаханным полем справа маленькими желтыми огоньками носились светлячки. Прямо перед собой он видел только кромку леса. Ничего далее нельзя было рассмотреть. Лес был темный, таинственный, загадочный. Шейн спала на другой его стороне, в комнате с выцветшими обоями.

Он представил себе, как она лежит, свернувшись калачиком, под лоскутным одеялом, которое он видел на кровати. Окно открыто, впуская в комнату ночные звуки и ароматы. Интересно, надевает ли она на ночь одну из этих байковых сорочек от шеи до пят или ложится спать, раздевшись донага?

Вэнс обругал себя за такие мысли. Нет, напрасно он согласился на эту чертову работу. Она льстила его самолюбию и импонировала его чувству юмора. Шесть долларов в час. Он рассмеялся, чем спугнул сову, сидевшую на ближайшем дереве. Он стоял на крыльце, прислонившись к столбу, и смотрел на лес, где видел только силуэты деревьев и тени.

Когда в последний раз ему приходилось работать за шесть долларов в час? Вэнс попытался припомнить. Пятнадцать лет назад? О господи, подумал он, качая головой. Неужели это было так давно?

Он был тогда подростком, начавшим работать в успешной строительной компании, принадлежавшей его матери. «Учись всему, входи в курс дела», — говорила она, и он был только рад стараться. Вэнс любил ручной труд, хотел работать по дереву. Он был по-юношески самоуверен и считал, что сидеть в конторе — это удел стариков. Он презирал начальство, которое не умеет и гвоздя вбить. Он не хотел принимать участия в их скучных деловых встречах и обсуждать запутанные контракты. Перекладывать бумажки? Нет, он не такой дурак, чтобы попасться на эту удочку.

Сколько времени прошло, прежде чем он обнаружил, что сидит как прикованный в конторе за столом? Пять лет? Шесть? Хотя это не важно. Разницу в один год он давно перестал ощущать как существенную. Вздохнув, Вэнс прошелся вдоль крыльца, щупая рукой новые крепкие перила. Разве у него был выбор? С матерью неожиданно случился инсульт, потом она долго и трудно выздоравливала. Она умоляла заменить ее на посту президента «Ривертон констракшн». Вдова с одним ребенком, она отчаянно не желала передавать бизнес в чужие руки. Ей было чрезвычайно важно, даже слишком, чтобы фирма, которой она отдала столько труда, осталась в семье. Вэнс знал, что мать всю жизнь положила на то, чтобы превратить мелкую и заурядную строительную фирму в образцовую организацию. И потому она просила его о помощи.

Если бы у него ничего не получилось, он бы с легким сердцем передал заместителям свои полномочия и остался бы номинальным главой компании. Тогда он смог бы вернуться к своим инструментам. Но у него получилось — ведь он был сыном своей матери.

Под его руководством компания росла и процветала. Она превратилась из местного концерна в национальную корпорацию. К несчастью, он оказался не менее талантливым руководителем, чем плотником. Он сам защелкнул замок на своей клетке.

А потом он встретил Амелию. Губы Вэнса искривились в циничной улыбке. По-кошачьи мягкая, сексуальная Амелия с волосами цвета заката и певучим вирджинским выговором. Он бегал за ней несколько месяцев, она то приближала, то отталкивала его, и он чуть не рехнулся от желания обладать ею. Рехнулся. Очень подходящее слово. Будь он в своем уме, наверняка смог бы разглядеть за ее красивой холеной внешностью расчетливую эгоистку, прежде чем надел ей на палец кольцо.

Многие мужчины завидовали ему, потому что у него была такая красивая и элегантная жена. Но они не видели ее без маски — совершенное лицо скрывало гнилую сердцевину. Она была бездушна. Вэнсу не доводилось встречать человека холоднее, чем Амелия Райс Бэннинг.

Закричала сова на дубу слева — два коротких крика, затем один длинный, два коротких, один длинный. Вэнс слушал эти монотонные позывные и вспоминал годы своего брака.

В первые месяцы Амелия щедро тратила его деньги — одежда, меха, машины. Он не возражал, веря, что ее неземная красота требует самого лучшего. И он любил ее — или ту женщину, которой ее считал. Он думал, что она из тех, что созданы для бриллиантов, экзотических мехов и шелка. Ему доставляло удовольствие окружать ее роскошью, будто дорогой оправой. Чаще всего он оплачивал счета не глядя. Раз или два он попенял ей за расточительность, а она мило расплакалась и извинилась. Он не замечал, что расходы все растут, а счета прибывают.

Затем он обнаружил, что она доит его банковский счет, переводя средства в захудалую строительную фирму своего брата в Ричмонде. Амелия снова беспомощно разрыдалась, когда он обвинил ее в этом. Она стала в слезах упрашивать его пощадить брата. Говорила, что не может видеть, как тот бедствует, находясь на грани разорения, когда она сама живет в таком достатке.

Поверив словам о сестринской заботе, Вэнс согласился предоставить ее брату личный заем, но отказался и дальше переводить средства из «Ривертон» в нестабильную и плохо управляемую фирму. Это не удовлетворило Амелию. Она надула губки и стала обиженно клянчить. Он стоял на своем, и тогда она набросилась на него, как разъяренная тигрица, впившись ногтями с дорогим маникюром ему в лицо и осыпая оскорблениями из накрашенного ротика сердечком. Она кричала, что вышла за него из-за денег и положения, чтобы пожить за его счет и поддержать свой семейный бизнес. И тогда Вэнс увидел, что скрывалось под красотой и неизменным обаянием. И это было только первое из череды потрясений и разочарований.

Ее страсть сменилась холодностью, любящие улыбки — злыми ухмылками. Она отказалась заводить детей, потому что дети портят фигуру и ограничивают свободу. Более двух лет Вэнс пытался сохранить их трещавший по швам брак, уберечь хоть что-то из их общей жизни. Но постепенно понял, что женщина, на которой он женился, была его фантазией.

Наконец он предложил ей развестись. Амелия рассмеялась и согласилась, заявив, что будет рада освободить его за половину состояния, включая акции «Ривертон». Она обещала ему громкое судебное разбирательство и огласку. Заметив, что будет потерпевшей стороной, она поклялась до конца играть роль оскорбленной супруги.

Так они прожили еще год, в течение которого сохраняли видимость брака на людях и избегали встреч наедине. Когда он узнал, что у Амелии есть любовники, для него забрезжил первый луч надежды.

Он не чувствовал ни ревности, ни боли предательства, у него не осталось для нее чувств. Он принялся скрупулезно собирать доказательства, которые должны были принести ему свободу. Он согласен был пройти через унижение и шумный судебный процесс ради собственного спасения и спасения своей компании. Но собранные им улики не потребовались. Один из отвергнутых Амелией любовников пустил ей пулю в сердце и тем самым положил всему конец.

Только благодаря богатству и влиянию Вэнсу удалось избежать широкой огласки, хотя слухи и сплетни все равно поползли. И все же он испытывал скорее облегчение, чем скорбь. К ним добавилось чувство вины, заставившее его с головой уйти в работу. Они строили кондоминиумы во Флориде, крупный медицинский центр в Миннесоте и университет в Техасе. Но работа не приносила облегчения.

Решив вернуть себе прежнего Вэнса Бэннинга, он купил ветхий дом в горах и взял долгий отпуск. Время, одиночество и любимая работа должны были излечить его от тоски. И вот, когда он уже подумал, что нашел верное лекарство, появилась Шейн Эббот.

В ней не было ничего ни от томной красоты Амелии, ни от зрелой утонченности тех женщин, которые появлялись в его постели последние два года. Но она была свежая и живая. Его невольно притягивала ее добродушная щедрость. Но жена сделала его циничным и недоверчивым. Вэнс знал, что только дураки дважды наступают на одни и те же грабли. А он не дурак.

Он без раздумий согласился работать для Шейн. Ему хотелось проверить, способен ли он еще выполнять такую точную работу, какая требовалась в ее доме. И теперь он знал, что с женщинами надо быть осторожным. Ему и вправду нравился ее свежий вид и безыскусный шарм. Он восхищался тем, как она обошлась со своим бывшим женихом. Ей непросто это далось, но она проявила твердость и выставила Сая за дверь.

Это может быть интересным, решил он, ремонтируя дом Шейн, узнать, что она прячет под маской. Все носят маски, угрюмо думал он. Жизнь — это бесконечный маскарад. Ему не потребуется много времени, чтобы понять, что скрывается за ее большими карими глазами и журчащим смехом.

С отвращением сплюнув, Вэнс вернулся в дом. Он не позволит себе потерять сон из-за женщины. Тем не менее он крутился в постели без сна почти до рассвета.


Утро выдалось великолепным. На западе горы поднимались в синее, будто нарисованное красками небо. Радостный птичий гомон ворвался в комнату, когда Шейн распахнула окно. Воздух был теплый, пропитанный ароматом цинний. Для человека ее темперамента было немыслимо в такой день оставаться дома, чтобы рыться в пыли с ручкой и блокнотом в руках. Шейн легла животом на подоконник и решила, что способ соединить приятное с полезным все же есть.

Надев старую футболку и выцветшие красные шорты, она спустилась в подвал и откопала в кладовке банку белой краски и кисть. Переднее крыльцо, она знала, требовало серьезного ремонта, который ей, при ее скромных талантах, было не осилить. Но заднее крыльцо было еще довольно крепкое. Хватило бы одного-двух слоев краски, чтобы оно засияло как новое.

Шейн прихватила приемник и вышла из дома. Покрутив ручку настройки, она нашла радиостанцию, соответствующую ее настроению, включила звук на всю мощь и принялась за работу.

Через полчаса крыльцо было чисто выметено и вымыто водой из шланга. Пока Шейн открывала банку с краской, яркое солнце успело его высушить. Она размешивала краску, наслаждаясь погожим деньком и предвкушая приятное занятие. Раз или два она поглядывала на тропинку, думая, когда же придет Вэнс, чтобы «дать ей знать». Ей бы хотелось увидеть, как он идет по тропинке в ее сторону. У него была свободная и широкая походка, которая ей очень нравилась, и такой вид, будто он целиком владел собой и всем, что могло попасться ему на пути. Шейн и это нравилось — уверенность в себе и внутренняя сила.

Ее всегда восхищали сильные люди. Ее бабушка, несмотря на все невзгоды и разочарования, осталась сильной женщиной. Приходилось признать, что и Сай сильный человек, при всех их разногласиях. Чего ему, по мнению Шейн, недоставало, так это немного доброты, чтобы уравновесить силу и не дать ей превратиться в жестокость. Она чувствовала скрытую доброту в Вэнсе, хотя он был далек от того, чтобы выставлять ее напоказ. Однако для Шейн сам факт ее присутствия определял разницу.

Итак, с ведром и кистью в руках она направилась в дальний конец крыльца. Там она окунула кисть в краску, опустилась на колени, глубоко вздохнула и начала красить.

Выйдя из леса, Вэнс остановился на тропинке и стал наблюдать. К тому времени Шейн успела покрасить около трети крыльца. Ее руки были покрыты брызгами белой краски. Она во весь голос подпевала орущему радио. Когда она двигалась, тонкие выцветшие шорты натягивались. Было ясно, как дважды два, что это занятие доставляет ей огромное удовольствие, невзирая на полное отсутствие умений и опыта. Его губы дрогнули в улыбке, когда он увидел, как она наклонилась над ведром, опираясь ладонью о свежевыкрашенные доски. Заметив свою оплошность, она весело чертыхнулась и вытерла ладонь о шорты сзади.

— Вы, кажется, говорили, что умеете красить, — заметил Вэнс.

Шейн вздрогнула, едва не опрокинув ведро, и обернулась.

— Я сказала, что я умею красить. Я не говорила, что я умею оставаться при этом чистой. — Подняв руку, она прикрыла глаза от солнца, и смотрела, как он подходит. — Вы пришли командовать?

Он взглянул на нее сверху вниз и покачал головой:

— Слишком поздно.

Шейн выгнула бровь.

— Все будет отлично, когда я закончу.

Вэнс неопределенно хмыкнул.

— Я подготовил для вас список материалов, но мне нужно сделать еще кое-какие замеры.

— Быстро вы. — Шейн села на корточки.

Вэнс пожал плечами, не желая объяснять, что составлял список ночью, когда не мог заснуть.

— Вы еще кое-что забыли. — Шейн выпрямила спину, разминая мышцы, и приглушила звук радио. — Переднее крыльцо.

— Вы его гоже покрасили?

Угадав по тону, какого он мнения о ее способностях, Шейн скорчила гримасу.

— Нет, его я не покрасила.

— Какое счастье. Что же вас остановило?

— Да оно вот-вот развалится. Может быть, вы посоветуете, что мне с ним делать. Ах, посмотрите! — Шейн схватила Вэнса за руку, забыв, что ладонь у нее в краске. Позади них дорожку гуськом переходил выводок перепелок. — Я их еще не видела с тех пор, как вернулась. — Она завороженно смотрела вслед птицам, пока они не скрылись из вида. — А еще тут водятся олени. Я видела следы, но не самих оленей.

Она довольно вздохнула и вдруг вспомнила об испачканной руке.

— Ах, простите! — Она выпустила его руку. — Я вас испачкала?

Вместо ответа, он повернул руку ладонью вверх, иронически изучая белое пятно.

— Простите, пожалуйста! — выдавила Шейн, захлебываясь смехом. — Нет, правда, я не хотела. Вот, давайте-ка… — Она задрала подол футболки, оголив бледную гладкую кожу на талии, и принялась оттирать им краску.

— Вы ее только втираете, — тихо проговорил Вэнс, борясь с впечатлением от промелькнувшей обнаженной тонкой талии.

— Ничего, отмоется, — уверила его Шейн, продолжая смеяться. — У меня где-то был скипидар. Простите, — сказала она и, не в силах справиться со смехом, уткнулась головой Вэнсу в грудь. — Я бы не смеялась, если бы вы не смотрели на меня так.

— Как?

— Терпеливо.

— Терпение обычно вызывает у вас безудержный смех? — спросил он.

Ее волосы хранили слабый аромат лимонного шампуня. Странно, но он вдруг подумал о медовой сладости ее губ.

— Я вообще смешливая, — призналась Шейн. — Прямо проклятие какое-то. — Она глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться. — Как-то один ученик нарисовал уморительную карикатуру на учителя биологии. Когда я ее увидела, то должна была на пятнадцать минут выйти из класса и лишь затем, вернувшись, отчитала его.

Вэнс отстранился.

— Вы его отчитали?

— Да нет, конечно. — Шейн усмехнулась и покачала головой. — Это только так говорится. Рисунок был очень удачный, я взяла его домой и вставила в рамку.

Внезапно она поняла, что Вэнс держит ее руки и его большие пальцы ласкают ее кожу, а сам он смотрит на нее настороженным взглядом. Едва ли он осознавал нежность и интимность своих жестов. Это выходило у него машинально. В его глазах не было ни капли нежности. Первым ее порывом было подняться на цыпочки и поцеловать его. Она хотела этого, и он этого хотел. Но что-то удержало ее от этого шага. Она стояла неподвижно и спокойно смотрела ему в глаза, и в ее взгляде не было секретов. Все секреты были его, и они оба это знали.

Вэнс убрал руки.

— Вам нужно заканчивать покраску, — сказал он. — А я пойду мерить.

— Хорошо, — согласилась Шейн. — Если хотите чаю, чайник на кухне горячий.

Что за странный тип, подумала она, глядя ему вслед. Потом пощупала место на руке, которого касались его пальцы. Чего он искал в ее глазах, что ожидал найти? Было бы гораздо проще, если бы он просто спросил. Шейн пожала плечами и принялась за работу.

Остановившись у лестницы, Вэнс заглянул в гостиную. Там было пусто и чисто — все вазы, лампы и прочие вещи лежали упакованные в ящики с наклейками.

«Она просто горы свернула», — подумал он. Это маленькое хрупкое тело обладало бешеной энергией. У нее хватало амбиций и мужества для осуществления грандиозных планов. Что бы ни говорил о ней бывший жених, ее нельзя было назвать легкомысленной. Пока, по крайней мере, он ничего такого в ней не заметил. Эта девушка вызывала восхищение.

На втором этаже Шейн тоже успела потрудиться, о чем свидетельствовали наклейки на коробках в большой спальне. Вэнс сделал необходимые замеры и вошел в комнату Шейн.

Здесь было все вверх дном. Документы, бумаги, записки, исписанные блокноты и счета кучей лежали на наклонной крышке бюро XVIII века. Ветерок из открытого окна, шурша, перебирал листки. На полу лежали десятки каталогов антиквариата. Ночная сорочка — не такая, как он себе представлял, а короткая — висела на спинке одного из стульев. Пара поношенных кроссовок валялась у платяного шкафа — там, где их сбросили и забыли.

Посередине комнаты стоял большой ящик с книгами. Вэнс видел его накануне в большой спальне. Очевидно, Шейн перетащила его сюда ночью, чтобы разобрать. Шаткая стопка книг высилась на полу, другая стопка загромождала ночной столик.

Вэнс отчего-то вспомнил Амелию и элегантную обстановку ее комнат, отделанных в розовых и бежевых тонах. Там никогда не было и следа пыли или беспорядка. Даже многочисленные баночки с кремами и флаконы духов на ее туалетном столике были расставлены в идеальном порядке. У Шейн вообще не было туалетного столика. На крышке комода умещалась маленькая фарфоровая шкатулка, цветная фотография в рамке и флакон духов. На фотографии Шейн-подросток стояла рядом с очень прямой седовласой женщиной.

Бабушка, догадался Вэнс. У бабушки были чопорно поджаты губы, но глаза на строгом лице смеялись. В ней не было мягкости, присущей пожилым людям, но была жилистая крепость, по контрасту с девочкой, стоявшей рядом.

Снимок был сделан летом. Бабушка в домашнем платье в цветочек и девочка в желтой футболке и укороченных джинсах стояли на траве у ручья. Шейн на фотографии почти не отличалась от себя нынешней, что красила сейчас крыльцо. Только волосы тогда были длиннее, а фигурка тщедушнее, но во взгляде кипело то же неукротимое жизнелюбие. Она держала бабушку под руку, скорее по-товарищески, чем для поддержки.

Глядя на фотографию, Вэнс решил, что короткие волосы ей идут больше. Кудри, обрамлявшие лицо, подчеркивали гладкость кожи и овал…

Интересно, не Сай ли их сфотографировал. Вэнсу бы этого не хотелось. Ему из принципа не нравился Сай, хотя он охотно нанимал таких людей в свою компанию. Они умели организовать свою жизнь так четко, словно это была налоговая декларация.

«Какого черта она в нем нашла?» — с отвращением недоумевал Вэнс. Свяжись она с ним, он запер бы ее в душном пригородном домишке с двоими-троими детьми. Кружок рукоделия по средам и ежегодно две недели отпуска в съемном коттедже на пляже. Может быть, кому-то такая жизнь и подходит, но только не женщине, которая любит красить и хочет увидеть Фиджи.

Занудный болван изводил бы ее до конца жизни, заключил Вэнс, прежде чем отправиться вниз. Она еще дешево отделалась. Жаль, что ему самому повезло гораздо меньше. Он провел четыре невыносимых года, мечтая отделаться от жены, и еще два мучился виной из-за того, что его желание осуществилось.

Отбросив невеселые мысли, Вэнс вышел из дома взглянуть на парадное крыльцо Шейн. Когда он уже ползал по крыльцу с рулеткой, ворча себе под нос, появилась Шейн, неся по кружке чаю в каждой руке.

— Все запущено, да?

Вэнс поднял голову и посмотрел на нее с выражением отвращения на лице.

— Удивляюсь, как тут еще никто ногу не сломал.

— А тут никто не ходит. Бабушка всегда ходила через заднее крыльцо. И все, кто приходит в дом, тоже.

— Ваш дружок пришел через парадное.

— Сай ни за что не войдет через заднее крыльцо, и он мне не дружок, — сухо ответила Шейн. — Что вы мне посоветуете сделать?

— Вы уже, кажется, все сделали. — Вэнс сунул рулетку в карман. — И очень хорошо.

Шейн молча посмотрела на него, затем рассмеялась.

— Нет, не с Саем, с крыльцом.

— Сломайте его к черту.

Шейн опасливо присела на верхнюю ступеньку.

— Все сломать? А я надеялась, что можно заменить плохие половицы…

— Оно рухнет, если три человека встанут на него разом, — отрезал Вэнс, хмуро рассматривая просевшие доски. — Не понимаю, как можно довести дом до такого состояния.

— Ладно, не заводитесь, — посоветовала Шейн, протягивая ему кружку. — Во сколько это мне обойдется, по-вашему?

Вэнс подумал немного и назвал сумму. Шейн огорченно вздохнула.

— Что ж, хорошо. — Это убивало ее последнюю надежду сохранить бабушкин столовый гарнитур. — Если так нужно. Думаю, это необходимо сделать прежде всего. Погода может испортиться в любое время. Я не хочу, чтобы мой первый покупатель провалился и подал на меня в суд.

— Шейн. — Вэнс шагнул к ней. Встретив ее прямой и открытый взгляд, он поколебался, прежде чем заговорить. — Сколько у вас всего? Денег? — быстро пояснил он, когда она непонимающе взглянула на него. Она сдвинула брови и с неудовольствием ответила:

— Мне хватает. Правда, едва-едва. Но я продержусь, пока мой бизнес начнет приносить доход. Я рассчитала, сколько выделить на дом, сколько — на покупку товара. Бабушка оставила мне на черный день, и у меня есть собственные сбережения.

Вэнс помолчал. Он обещал себе не ввязываться, но каждый раз, видя ее, втягивался в ее дела все больше и больше.

— Я не хочу говорить, как ваш бойфренд… — начал он.

— А вы и не говорите, — вставила Шейн, — и он не мой бойфренд.

— Ладно. — Вэнс нахмурился, уставившись в кружку. Одно дело было взяться за работу шутки ради, а другое — брать деньги у женщины, считающей каждый грош. Он отхлебнул чаю, думая, как же отказаться от почасовой зарплаты. — Шейн, я насчет оплаты…

— Ах, Вэнс, сейчас я никак не могу предложить вам больше. — Она явно расстроилась. — Позже, когда начну зарабатывать…

— Нет. — Смущенный и обиженный, он накрыл рукой ее руки, чтобы остановить ее. — Нет, я не собирался просить вас о прибавке…

— Но… — Ее осенило, и слезы выступили на глазах. Она поставила кружку на крыльцо. — Нет, нет, вы очень добры, но…. — бормотала она. — Я вам очень признательна, но, правда, не стоит, я не хотела, чтобы вы подумали… — Не найдя больше слов, она отвернулась и стала смотреть на горы. Некоторое время тишину нарушал только плеск ручья позади них.

Мысленно проклиная себя, Вэнс положил руки ей на плечи.

— Шейн, послушайте…

— Нет, не надо. — Она быстро обернулась. Хотя она справилась со слезами, они все же жгли глаза. Когда ее пальцы сжали его предплечья, он удивился их силе. — Вы очень добры.

— Вовсе нет, — отрывисто возразил он. Отчаяние, вина и что-то еще переполняли его. Наверное, возмущение. — Черт возьми, Шейн, вы не понимаете. Деньги для меня не…

— Я понимаю, что вы очень славный человек, — перебила она, прижавшись щекой к его груди.

— Нет, нет, — бормотал он, пытаясь оттолкнуть ее и выбраться из трясины, в которую угодил. Меньше всего ему хотелось незаслуженной благодарности. Но его руки сами погрузились в ее волосы.

Нет, ему не хотелось отталкивать ее. Ни за что. Ни тогда, когда ее маленькие упругие груди прижимались к нему. Ни тогда, когда ее мягкие кудри цвета дикого меда буйно вились меж его пальцев. Он с болью припомнил мягкость ее губ. Не в силах противиться влечению, он зарылся лицом в ее волосы, повторяя ее имя.

Что-то в его голосе, может быть ноты отчаяния, вызвали у Шейн желание утешить его. Она пока не чувствовала его страсти, только горе, и поэтому все крепче прижимала его к себе. От ее прикосновений кровь у него вскипела. Резко, порывисто Вэнс впился ей в губы, так что ее голова запрокинулась.

Шейн испуганно вскрикнула, попыталась сопротивляться, но напрасно. Пожиравшее Вэнса пламя нестерпимо жгло, и единственной мыслью было погасить его. Ее же охватил страх, но затем — волнение, превосходящее страх. И, не понимая, что происходит, она подчинилась.

Ее ответные поцелуи были безумными от желания. Когда его зубы вонзились в ее нижнюю губу, она застонала от боли и удовольствия. Она ни в чем не могла бы ему отказать. Она уже принадлежала ему.

Он боялся, что сойдет с ума, если не узнает один секрет ее маленького стройного тела. Ночь напролет воображение мучило его. И теперь он жаждал удовлетворения. Не прекращая терзать ее рот, он сунул руку ей под футболку и нашел грудь. Ее сердце тяжело билось под его ладонью. Он нащупал маленький и твердый от возбуждения сосок. Его желание еще возросло, он зарычал, сжав сосок большим и указательным пальцами.

В голове у Шейн словно взорвалась цветная бомба, ослепительная яркая радуга. Она крепче вцепилась в него, ее губы и язык стали требовательными. Его жесткие пальцы царапали нежную кожу, приводя ее в экстаз. В нем не было ни капли нежности, ни капли ласки. Грубый и жадный рот имел вкус жгучей ярости. В напряженном твердом теле, казалось, рождалась дикая, первобытная страсть, бросающая вызов ее собственной.

Она почувствовала, как сжимавшие ее руки содрогнулись, и он вдруг отпустил ее — так внезапно, что она покачнулась и схватилась за него, чтобы не упасть.

Вэнс увидел в затуманенных страстью глазах Шейн страх. Увидел ссадины и припухлость на ее губах. И нахмурился. Никогда еще он не бывал груб с женщинами. Он был внимательным любовником, может быть, иногда равнодушным, но никогда — грубым. Он попятился и сухо сказал:

— Простите.

Шейн нервным жестом поднесла руку к истерзанным губам. Ее больше потрясла собственная реакция, чем нападение Вэнса. Где так долго скрывались весь этот огонь и чувственность? — недоумевала она.

— Не надо… — Ей пришлось прочистить горло, чтобы продолжить: — Я не хочу, чтобы вы извинялись.

Вэнс пристально взглянул на нее.

— Ну и напрасно. — Он сунул руку в задний карман брюк и вытащил листок бумаги. — Вот список материалов, которые мне понадобятся. Дайте мне знать, когда их доставят.

— Хорошо. — Шейн взяла у него листок. Видя, что он уходит, она собрала все свое мужество и окликнула его: — Вэнс…

Он остановился, оглянулся.

— Я ни о чем не жалею, — тихо проговорила она.

Не ответив, он молча скрылся за углом дома.

Глава 5


Втечение следующих трех дней Шейн работала, как никогда в жизни. Все вещи в свободной спальне и столовой были описаны, упакованы в коробки и запечатаны. Дом был выметен и вымыт сверху донизу. Она штудировала каталоги антиквариата, пока не вникла во все тонкости. Каждый из принадлежащих ей предметов был описан и систематизирован. Датирование и оценка занимали много времени, и часто она засиживалась допоздна, чтобы подняться на рассвете. И все же ее энергия была неиссякаема. Чем больше она работала, тем больше увлекалась, что побуждало ее двигаться дальше.

С течением времени в ней укрепилась уверенность в том, что она на правильном пути. Ей нужно было выбрать свой путь, и приходилось жертвовать и рисковать. Она во что бы то ни стало хотела добиться успеха.

Магазин обещал стать не только источником дохода, но и приключением. И, хотя Шейн с нетерпением ждала начала этого приключения, подготовка к нему тоже доставляла ей удовольствие. Она наняла кровельщика и сварщика, выбрала и заказала олифу и краску. В один дождливый полдень ей доставили материалы из списка Вэнса. Такие рутинные события вызывали у нее радостный трепет, потому что все эти бревна, гвозди и болты означали продвижение к цели. Шейн говорила себе, что лавка древностей «Энтитем» и музей станут реальностью, когда первая доска будет прибита на место.

Она на радостях позвонила Вэнсу, и, если верить его словам, он должен был начать работу на следующее утро.

Сидя с чашкой какао на кухне, Шейн слушала непрекращающийся стук дождя по крыше и думала о нем. Их разговор по телефону был кратким и деловым. Она не обиделась. Она уже привыкла к переменам его настроения. Это только прибавляло ему привлекательности.

За окном было темно. В мокром стекле отражался призрачный кухонный свет. Она лениво подумала, не зажечь ли огонь, чтобы выгнать холод и сырость, но вставать не хотелось. Вместо этого она потерла друг о друга босые ноги и пожалела, что все ее носки лежат наверху.

Капля вяло упала с потолка в подставленное ведро. Иногда то там, то здесь раздавался тихий всплеск. Несколько ведер были расставлены в стратегических местах по всему дому. Шейн нравился дождь и одиночество. Подлинное одиночество было для нее новым ощущением. Занятая своими делами и мыслями, она не искала общества, но и не чуралась бы его. Она вспоминала Вэнса. Интересно, не сидит ли он сейчас и не смотрит ли на дождь сквозь темное окно?

Да, он ей очень нравился, это следовало признать. И не только когда целовал ее, нагоняя на нее ужас и восторг. Само его присутствие волновало ее — чувствовалось, что за его внешним спокойствием скрывается бурный темперамент. Он обладал удивительной внутренней энергией. Энергией человека, который с трудом переносит и даже ненавидит безделье. Потеря работы, подумала она и сочувственно вздохнула, должно быть, ужасно его огорчает.

Шейн понимала, как необходимо ему чем-то заниматься, быть активным, хотя ее собственные всплески энергии чередовались с периодами непростительной лени. Она делала все быстро, но не торопясь. Она была одинаково способна работать часами без устали и спать до полудня без угрызений совести. Что бы она ни делала, она делала это с увлечением. Ей было важно отыскать приятное даже в самом скучном и утомительном труде. Но Вэнс, решила она, устроен иначе. Он не нуждался в развлечениях.

Шейн не пугало такое различие в темпераментах. Интерес к истории плюс четыре года работы в школе помогли ей познать человеческую натуру. Не страшно, что их мысли и настроения не всегда совпадают. Иначе было бы просто скучно. На свете есть много более интересных вещей, чем абсолютная гармония.

Она видела, что он не чужд юмора и, возможно, даже самоиронии. И он был совсем не холоден. Приняв его недостатки и их различия, она приняла и собственное увлечение.

То, что она почувствовала при первой встрече, только усилилось.

Вопреки логике и здравому смыслу, сердце подсказывало ей, что он — мужчина, которого она ждала. Говоря себе, что это невозможно, Шейн знала, что невозможное случается наравне с возможным. Любовь с первого взгляда? Как нелепо. Но…

Невозможно или нелепо, но сердце Шейн определилось. У нее, правда, легко возникали симпатии, но это были серьезные симпатии. Она была юной и впечатлительной, когда влюбилась в Сая, но ее любовь была самой настоящей. Она долго не могла его забыть.

Шейн не питала иллюзий насчет Вэнса Бэннинга. Он трудный человек. Несмотря на присутствие доброты и юмора, он никогда не смог бы измениться. В нем слишком много злости, энергии. И хотя Шейн верила в любовь с первого взгляда, ей было известно, что это не всегда взаимно.

Он желал ее. Ее это смущало, поскольку она никогда не воспринимала себя как объект вожделения, но сейчас ей было ясно, что это так. А он, как бы ни хотел ее, соблюдал дистанцию. Всему виной его сдержанность, решила она, а еще осторожность и приобретенный опыт, которые сдерживали его страсть.


Она лениво отхлебнула из чашки и уставилась в темноту. Проблема, на взгляд Шейн, заключалась в преодолении преграды. Она знала, что такое любовь, а также что такое боль и опустошение. Она была готова принять боль, но только не опустошение во второй раз. Она любила Вэнса Бэннинга, и надо было сделать так, чтобы он полюбил ее. Улыбнувшись своим мыслям, Шейн поставила чашку на стол. Она была воспитана побеждать.

За окном вспыхнули фары машины. Удивившись, Шейн направилась к задней двери, чтобы посмотреть, кого это принесло в такую непогоду. Приставив ладони к лицу, она вглядывалась в темноту сквозь стекло. Машина была знакомая. Шейн тут же распахнула дверь. Холодный дождь ударил ей в лицо, но она рассмеялась, глядя на Донну, прыгавшую среди луж.

— Привет! — со смехом крикнула Шейн и посторонилась, давая подруге проскочить в дверь. — Ты малость промокла!

— Ах, как смешно. — Донна сняла плащ и повесила его на крючок у двери, затем скинула промокшие башмаки. — Я подумала, что ты уже погрузилась в спячку. Вот, держи. — Она вручила Шейн банку с кофе.

— Подарочек к возвращению домой? — Шейн с удивлением крутила банку в руках. — Или намек, что ты хочешь кофе?

— Ни то и ни другое. — Донна покачала головой и провела рукой по мокрым волосам. — Ты забыла это на днях в магазине.

— Да? — Шейн на миг задумалась, затем рассмеялась. — Ах да, точно. Спасибо. А кто же в магазине, пока ты развозишь заказы? — Она поставила банку в буфет.

— Дейв. — Донна со вздохом плюхнулась на стул. — Его сестра сидит с Бенджи, так что он выставил меня на улицу.

— Ага, в дождь и холод.

— Он видел, что я маюсь. — Донна посмотрела в окно. — Похоже, этот дождь никогда не кончится. — Она поежилась, глядя на босые ноги Шейн. — Неужели тебе не холодно?

— Я хотела разжечь огонь, но потом мне стало лень, — рассеянно ответила Шейн и улыбнулась.

— Ты простудишься.

— У меня есть теплое какао. — Шейн потянулась за второй чашкой. — Будешь?

— Да, спасибо.

Донна взъерошила мокрые волосы, затем сложила на коленях руки, но не смогла долго усидеть спокойно.

— Я должна сказать тебе, а то лопну. — Лицо Донны расплылось в широкой улыбке.

— Ну-ну?

— У меня будет второй ребенок.

— Ах, Донна, это замечательно! — Шейн ощутила легкий укол зависти, который тут же задушила, и бросилась обнимать подругу. — Когда?

— Еще целых семь месяцев ждать. — Донна, смеясь, вытирала капли дождя с лица. — Я так рада, как и в прошлый раз. Дейв тоже, хотя делает вид, что ему это нипочем. Он уже разболтал всем, кто сегодня заходил в магазин.

— Какая ты счастливая.

— Да. — Подруга смущенно улыбнулась. — Я целый день придумываю имена. Как тебе Шарлотта или Сэмюэл?

— Очень необычно. — Шейн вернулась к плите, разлила какао и поставила чашки на стол. — Выпьем за крошку Шарлотту или Сэмюэла.

— А может быть, Эндрю или Джастина, — сказала Донна, когда они чокнулись.

— Сколько всего детей ты собираешься заводить? — Шейн искоса взглянула на нее.

— Одного зараз, — ответила Донна, горда похлопывая себя по животу.

Этот жест вызвал у Шейн улыбку.

— Так ты говоришь, сестра Дейва нянчит Бенджи? Разве она уже окончила школу?

— Да, этим летом. Сейчас подыскивает работу. — Донна с довольным вздохом откинулась на спинку стула. — Она хотела пойти в колледж, но с деньгами трудно, да и подработать надо. — Донна сочувственно сдвинула брови. — Самое большее, что она сейчас может, так это урвать пару вечерних занятий два раза в неделю. Такими темпами она никогда не выучится.

— Хм. — Шейн задумчиво изучала свое какао. — Пэт, кажется, была очень способной.

— Да и красивая она, как картинка.

Шейн кивнула.

— Передай ей, чтобы она заглянула ко мне, ладно?

— К тебе?

— Когда магазин откроется, мне нужен будет помощник на неполный рабочий день. Месяц-два пусть подождет, а потом, если не найдет ничего другого, мы с ней договоримся.

— То-то она обрадуется! — воскликнула Донна. — Но ты уверена, что сможешь кого-то нанять?

Тряхнув головой, Шейн подняла чашку.

— Я уверена, что через полгода у меня будет полный порядок. — Она помолчала, накручивая локон на палец.

Донна знала: этот жест означает, что подруга нервничает. Она нахмурилась, но ничего не сказала.

— Я хочу, чтобы магазин работал семь дней в неделю, — продолжала Шейн. — Ведь на выходных больше всего покупателей, особенно если я смогу заманить туристов. Мне нужно будет вести бухгалтерию, учет, делать закупки. Одной мне всего не успеть. Если уж я взялась, то надо делать все как следует.

— Ты никогда не делаешь ничего наполовину, — заметила Донна со смесью восхищения и беспокойства. — Я бы на твоем месте до смерти боялась.

— Мне немного страшно, — призналась Шейн. — Как представлю себе, на что это все будет похоже… покупатели, торговля… За всем следить, все учитывать… — Ее глаза округлились. — И с чего я взяла, что все это потяну?

— Сколько я тебя знаю, за что бы ты ни бралась, всегда справлялась. — Донна помолчала, пристально глядя на Шейн. — Ты все равно будешь пробовать, сколько бы препятствий я тебе ни перечислила?

Шейн улыбнулась, на щеках появились ямочки.

— Да.

— Тогда я тебе ничего не скажу, — пошла на попятный Донна. — Только то, что если кто это и потянет, то только ты.

Шейн, глядевшая до того в свою чашку, подняла глаза на Донну.

— Это почему?

— Потому что ты отдашь своему делу все, что у тебя есть.

Услышав такой простой ответ, Шейн рассмеялась.

— А ты точно знаешь, что этого хватит?

— Да, — с такой серьезностью ответила Донна, что Шейн перестала смеяться.

— Надеюсь, ты не ошибаешься, — пробормотала она. — Хотя поздно уже начинать об этом волноваться. А вообще, — прибавила она, повеселев, — что новенького, кроме Джастина или Сэмюэла?

Помявшись, Донна выпалила:

— Шейн, на днях я видела Сая.

— Да ну? — Шейн выгнула бровь и отхлебнула из чашки. — Я тоже его видела.

— Он вроде как… — Донна облизнула губы, — огорчен твоими планами.

— Огорчен или недоволен? Это совершенно разные вещи. — Шейн улыбнулась, заметив, что румянец на щеках Донны стал ярче. — Не беспокойся об этом. Мои идеи никогда не нравились Саю, но мне теперь на это плевать. На самом деле, чем больше ему не нравится, тем больше я уверена, что я на верном пути. Он ни разу в жизни не рисковал, не ему судить. — Увидев, что Донна закусила нижнюю губу, Шейн в упор взглянула на нее. — Ну что еще?

— Шейн… — Пальцы подруги беспокойно пробежали по краю чашки, — думаю, я должна тебе сказать… то есть лучше ты узнаешь от меня, чем еще от кого-то. Сай…

Шейн терпеливо ждала.

— Что же Сай? — наконец не выдержала она.

Донна с несчастным видом подняла голову:

— Он встречается с Лори Макэйфи.

Шейн охнула, и Донна зачастила:

— Прости, конечно, прости, но я считаю, ты должна знать. Я решила, что тебе будет легче услышать об этом от меня, чем… Боюсь, у них это серьезно.

— Лори… — медленно произнесла Шейн, глядя, как вода капает в ведро. — Лори Макэйфи?

— Да. — Донна потупилась. — Ходят слухи, что будущим летом они собираются пожениться. — Несчастная Донна ждала, что скажет на это Шейн. Услышав дикий взрыв смеха, она в страхе взглянула на подругу, подумав, что у той истерика.

— Лори Макэйфи! — Шейн ударила ладонями по столу и безудержно расхохоталась. — О, как чудесно! Замечательно! О боже! Боже, какая дивная пара!

— Шейн… — Донна подыскивала слова, обеспокоенная такой реакцией.

— Ах, жаль, что я не знала раньше. Я бы его поздравила! — Вне себя от радости, Шейн уронила голову на стол.

Приняв это за знак отчаяния, Донна погладила ее по волосам:

— Сай не для тебя. Ты достойна лучшего.

Эти слова вызвали у Шейн новый приступ смеха.

— Донна! Донна, ты помнишь, какие аккуратные костюмчики она носила в школе? У нее были одни пятерки по домоводству! — Шейн пришлось даже отдышаться, прежде чем продолжить. — Она написала реферат на тему планирования семейного бюджета!

— Пожалуйста, дорогая, не думай об этом. — Донна шарила глазами по кухне, ища чего-нибудь успокоительного. Например, бренди.

— У нее будут собственные колодки для обуви, — говорила Шейн ослабевшим от смеха голосом, — они их все подпишут, чтобы не перепутать. Ай да Сай! — Она треснула кулаком по столу. — Лори, Лори Макэйфи!

Перепуганная Донна осторожно сказала:

— Послушай… — И тут она вдруг поняла, что подруга вовсе не сражена горем, а изнемогает от смеха. Пристально взглянув в большие блестящие глаза Шейн, она сухо сказала: — Что ж, я так и думала, что ты расстроишься.

— На свадьбу я им подарю викторианскую этажерку, — жалобно стонала Шейн. — Донна, ну, спасибо тебе, вот повеселила!

— Я знала, что ты огорчишься. — Донна недоумевающе усмехнулась. — Только постарайся не плакать на людях.

— Я буду держать себя в руках, — пообещала Шейн с улыбкой. — Ты такая милая. Ты что, и правда думала, что я бегаю за Саем?

— Нет, я не была уверена, — призналась Донна. — Но вы же… ну, вы так долго были вместе. Я же помню, ты ходила как убитая, когда вы расстались. И потом ты больше об этом никогда не говорила.

— Мне понадобилось время, чтобы зализать раны. Они долго заживали. Я любила его, но теперь все прошло. Он нанес удар по моей гордости, но я выжила.

— Да я бы сама его убила, — пробурчала Донна. — Подумать только, за два месяца до свадьбы.

— Лучше, чем через два месяца после, — логично заметила Шейн. — Мы бы никогда с ним не ужились. Но теперь Сай и Лори Макэйфи…

На этот раз они рассмеялись вместе.

— Шейн, — Донна вдруг снова стала серьезной, — но люди думают, что ты до сих пор влюблена в Сая.

Шейн пожала плечами:

— Людей не переделаешь. Пусть себе думают.

— Или говорят, — добавила Донна.

— Скоро у них будет более интересная тема для разговоров, — небрежно возразила Шейн. — Кроме того, я слишком занята, чтобы обращать внимание на такую ерунду.

— Я так и поняла по свалке у тебя на крыльце. Что там под брезентом?

— Доски и все такое.

— Что ты будешь с этим делать?

— Я? Ничего. Делать будет Вэнс Бэннинг. Хочешь еще какао?

— Вэнс Бэннинг! — Пораженная Донна подалась вперед. — Расскажи! — потребовала она.

— Да пока нечего рассказывать. Так будешь еще какао?

— Нет, больше не хочу, — нетерпеливо отмахнулась Донна. — Шейн, зачем Вэнсу Бэннингу доски?

— Прибивать будет.

— Зачем?

— Я его наняла.

Донна скривилась.

— Зачем?

— Потому что он плотник.

— Шейн!

Шейн героически сдерживала улыбку.

— Слушай, он потерял работу, он талантливый плотник, как раз такой мне и нужен, так что… — Она развела руками.

— И что ты о нем разузнала? — Донна заявляла права на свежие новости.

— Совсем немного, — поморщилась Шейн. — Да почти ничего. Он почти ничего не говорит.

Донна самодовольно ухмыльнулась.

— Ну, это-то я и так знала.

В ответ Шейн лишь сдержанно хмыкнула.

— Он может быть грубым, когда хочет. Он очень гордый, и у него чудесная улыбка, но он редко улыбается. Сильные руки, — пробормотала она, но тут же спохватилась. — Он добрый, но скрывает это. Мне кажется, он умеет смеяться над собой, хотя и забыл, как это делать. Он пашет как лошадь, потому что, когда ветер с его стороны, я целый день слышу, как он стучит и пилит. — Она посмотрела в окно в сторону тропинки. — Я его люблю.

— Да, но что же… — У Донны перехватило дыхание, она поперхнулась и закашлялась. — Что?

— Я его люблю, — повторила Шейн весело. — Дать тебе воды?

В течение без малого минуты Донна молча смотрела на нее. «Подружка шутит», — сказала она себе. Но лицо Шейн было совершенно серьезным. Донна решила, что ее долг, как замужней женщины и матери семейства, указать на опасность подобных мыслей.

— Шейн, — начала она тоном, преисполненным материнской заботы, — ты совсем недавно познакомилась с этим человеком. И…

— Я с первого взгляда узнала его, — спокойно перебила Шейн, — я выйду за него замуж.

— Замуж! — Не находя слов, Донна залепетала что-то бессвязное.

Шейн пришлось подняться, чтобы налить ей воды.

— Он… он… попросил тебя?

— Конечно нет! — усмехнулась Шейн, протягивая Донне стакан. — Он ведь только со мной познакомился.

В попытке уяснить подобную логику Донна закрыла глаза и сосредоточилась.

— Ничего не понимаю, — через некоторое время призналась она.

— Я сказала, что выйду за него замуж, — повторила Шейн, садясь на место. — Он пока об этом не знает. Сначала нужно дождаться, чтобы он тоже в меня влюбился.

Донна отставила нетронутый стакан в сторону и строго взглянула на Шейн.

— Мне кажется, у тебя от напряжения крыша поехала.

— Я много об этом думаю, — говорила Шейн, не обращая внимания на слова Донны. — Первое: как я могла влюбиться в него с первого взгляда, если ошиблась? То есть я не ошиблась. И второе: если я права, то рано или поздно он в меня влюбится.

Проследив ход ее мыслей, Донна обнаружила в них кучу неувязок.

— И как ты собираешься заставить его в себя влюбиться?

— Нет, заставить нельзя, — возразила Шейн безмятежным и одновременно уверенным тоном. — Он влюбится в меня так же, как я влюбилась в него.

— Что ж, у тебя и раньше были сумасшедшие идеи, Шейн Эббот, но эта всем идеям идея. — Донна сложила руки на груди. — Ты собралась замуж за человека, который не знает, что он на тебе женится, и ты будешь тихо сидеть и ждать, пока его осенит.

Шейн, подумав, кивнула:

— Да, так оно и есть.

— Ничего более нелепого мне не приходилось слышать, — заявила Донна, усмехаясь. — Но, зная тебя, я допускаю, что все будет по-твоему.

— Я на это и рассчитываю.

Подавшись вперед, Донна взяла Шейн за руки:

— А почему ты его любишь?

— Не знаю. Просто уверена, что не ошиблась. Я почти ничего не знаю о нем, только то, что он сложный человек. Он может обидеть меня, довести до слез…

— Зачем же тогда…

— Но он может и рассмешить… — перебила Шейн, — и разозлить. — Она улыбнулась, но ее глаза оставались очень серьезными. — Но он никогда не заставит меня почувствовать себя глупо. И когда я рядом с ним, я знаю.Мне этого достаточно.

— Да, — кивнула Донна, пожимая руки Шейн, — если ты любишь, то всем сердцем. И доверяешь тоже. Это чудесные качества, но опасные. Жаль, что мы так мало о нем знаем, — закончила она полушепотом. — Будь осторожна.

— Хорошо, — с легким удивлением пообещала Шейн. — Не беспокойся. Я сумею защитить себя. Пусть я слишком доверчивая, но я не собираюсь оставаться в дураках. — Она снова взглянула в окно, мысленно рисуя себе тропинку к дому Вэнса. — Он непростой человек, Донна, но хороший. Я уверена…

— Что ж, ладно, — кивнула Донна, а сама подумала, что с Вэнса Бэннинга нельзя спускать глаз.

После ухода Донны Шейн еще долго сидела на кухне, слушая музыку капель. Дождь все не прекращался. Она понимала, до чего сумасбродны были ее слова, обращенные к Донне, но все же была рада, что высказала их вслух.

Она вовсе не обладала такой уверенностью, которую стремилась изобразить. В душе она страшилась своей безрассудной любви. Да, она была доверчива, но не наивна и понимала, что доверие может дорого ей обойтись. И все же ее выбор был уже сделан, если этот выбор для нее вообще существовал.

Шейн встала, выключила свет и пошла бродить по темному дому, по его закоулкам, где каждый скрип был ей с детства знаком. Это ее успокаивало. Она любила свой дом. Она ничего не знала о закоулках души Вэнса. Его странности будоражили ее. Но она любила его.

Будь это чувство тихим и нежным, она приняла бы его с легкостью. Но внутри у нее бушевала настоящая буря. При всей своей энергии и любви к приключениям Шейн выросла в спокойном, мирном окружении, где главными забавами было побегать по лесу или прокатиться на комбайне во время сенокоса. Любовь к незнакомцу могла быть романтичной и чудесной в книгах, но в действительности она наводила ужас.

Шейн пошла наверх, привычно избегая наступать на скрипучие доски. Ее окружала гулкая барабанная дробь дождя, прерываемая иногда порывами ветра, ударявшего в окна. Босые ноги тихо касались досок. Капля шлепнулась в ведро, стоявшее посреди холла. Она ловко обогнула ведро.

Кто она такая, чтобы сидеть и терпеливо ждать, пока Вэнс полюбит ее? — спрашивала она себя. Включив свет в спальне, она подошла к зеркалу. Красавица? Соблазнительница? Она с усмешкой облокотилась о комод, чтобы взглянуть на себя поближе.

Она увидела только россыпь веснушек, большие темные глаза и ворох кудрей, но не увидела живости, соблазнительной гладкости кожи и чувственности рта. Неужели такое лицо способно сразить мужчину наповал? — подумала она. От этой мысли ей даже стало весело. Отражение в зеркале улыбнулось ей. Вряд ли. Однако ей не нужен поклонник идеальной красоты. Нет, ни лицо ее, ни фигура не могли бы заставить мужчину полюбить ее. Ей оставалось полагаться только на себя и на любовь в своем сердце.

Шейн широко улыбнулась своему отражению и стала готовиться ко сну. Она всегда считала, что любовь — приключение серьезное.

Глава 6


Слабый свет сочился сквозь хмурые облака. Полноводный после дождя ручей с жалобным шипением бросался на камни позади дома. И у самой Шейн были причины для жалоб.

Накануне она убрала машину с узкой подъездной дороги, чтобы грузовик со строительными материалами мог подъехать к заднему крыльцу. Не желая мять траву, она поставила машину на небольшом огороде, где бабушка выращивала овощи. Когда пришел грузовик, Шейн была занята разгрузкой и забыла о своей машине, которая успела глубоко и крепко завязнуть в земле, так что теперь ее было не вытащить.

Она нажала на педаль газа, попробовала сначала передний, потом задний ход. Затем с проклятиями заглушила двигатель и выбралась из машины, бешено хлопнув дверью. По щиколотку утопая в грязи, она осуждающе оглядела багажник и пнула заднее колесо ногой.

— Не поможет, — заметил Вэнс, который с удивлением и не без удовольствия наблюдал за ней. Ему нравилось просто смотреть на нее. Последние несколько дней он только о ней и думал.

Злая как собака, Шейн резко обернулась. Ее положение было плачевным, не стоило лишний раз об этом напоминать.

— Вы могли бы хотя бы поздороваться, когда пришли.

— Но вы же были… заняты, — ответил он, взглядом указывая на злополучную машину.

Она холодно посмотрела на него.

— У вас, наверное, есть лучшее предложение.

— И не одно, — подтвердил он, идя к ней через газон.

В ее глазах сверкали молнии, губы сердито надулись. Она стояла по щиколотку в грязи, в закатанных до колен джинсах, и вид у нее был такой, будто она готова взорваться при первом неосторожном слове. Разумный человек предпочел бы помолчать.

— Какой дурак бросил машину в этом болоте? — удивился Вэнс.

— Я бросила машину в этом болоте. — Шейн снова со злостью пнула колесо. — Здесь не было болота, когда я ее сюда поставила.

Он выгнул бровь.

— Но вы же заметили, что идет дождь?

— Ах, уйдите с дороги! — Шейн в отчаянии оттолкнула его и снова уселась в машину. Повернула ключ зажигания, включила первую передачу и дала газ. Грязь градом полетела из-под колес. Машина недовольно зарычала и погрузилась еще глубже.

Шейн в бессильной ярости ударила кулаком по рулю. Как ей хотелось сказать Вэнсу, что она обойдется без его помощи. Ничто так не бесит в трудной ситуации, как мужчина, который смотрит и насмехается, сознавая свое превосходство. Особенно когда он тебе и вправду нужен. Глубоко вдохнув воздух, она вылезла из машины и с ледяным самообладанием взглянула в улыбающееся лицо Вэнса.

— И какое же ваше первое предложение?

— Пара планок найдется?

Еще больше разозлившись оттого, что не додумалась до этого сама, Шейн пошла в сарай и достала две длинных тонких доски. Без суеты и лишних слов Вэнс подложил их под передние колеса. Шейн наблюдала за ним, сложив руки на груди и притопывая грязным ботинком.

— Я бы и сама додумалась, — заявила она ему.

— Может быть. — Вэнс выпрямился и подошел к багажнику. — Но вы бы никуда не поехали, потому что задние колеса утонули.

Шейн ждала, что он скажет что-нибудь о женской глупости. Тогда бы у нее был повод выместить на нем всю свою злость. Но он просто смотрел на ее раскрасневшееся лицо и злые глаза.

— Ну? — спросила она наконец.

Углы его рта подозрительно дрогнули, будто в улыбке. Глаза Шейн сузились.

— Садитесь обратно, а я вас подтолкну, — сказал он. — Только полегче, не надо выжимать газ до отказа.

Он подождал, пока она сядет за руль. Первый раз за несколько месяцев, а может и лет, ему с трудом удавалось сдерживать смех.

— Медленно! — напомнил он и закашлялся, чтобы не рассмеяться.

— Я умею водить машину! — отрезала Шейн и громко хлопнула дверью.

Она хмуро смотрела в зеркало заднего вида, ожидая его кивка. Затем повернула ключ зажигания и слегка нажала на газ. Передние колеса медленно вползли на доски. Задние колеса заскользили. Шейн глядела прямо перед собой и думала о том, какое это будет чудовищное унижение, если теперь машина выберется сама, без его усилий.

— Прибавьте немного! — крикнул Вэнс, берясь поудобнее. — Только осторожно!

— Что? — Шейн опустила стекло и высунулась из окна. В это время ее нога соскользнула и тяжелый ботинок ударил по педали газа. Автомобиль рванулся и выскочил из грязи, как банан из кожуры. Шейн вскрикнула, резко затормозила.

На мгновение она зажмурилась. Ей хотелось бежать. Она не смела взглянуть в зеркало. «Выскочить, — думала она, — повернуть за угол, и только он меня и видел». Но трусость была не в ее духе. Она закусила губу и выбралась из машины, чтобы принять огонь на себя.

Вэнс стоял на коленях в грязи. Перемазанный и невероятно злой.

— Вы идиотка! — закричал он, прежде чем Шейн успела сказать хоть слово в свое оправдание. — Да какого дьявола? Я же сказал вам: медленно,безмозглое вы существо!

На этом он не остановился. Напротив, долго и виртуозно поливал ее, но Шейн не вслушивалась. Ей было достаточно знать, что она довела его до белого каления. Она изо всех сил старалась не расхохотаться. Не пытаясь перебивать его извинениями, что было бы глупо, она только закусила губу и быстро-быстро сглатывала слюну.

— Хотелось бы знать, кто вам сказал, что вы умеете водить?! — кричал разъяренный Вэнс. — И какой разумный человек бросил бы машину в болоте?

— Это бабушкин огород, — выдавила, наконец, из себя Шейн. — Но вы правы. Вы абсолютно правы. Простите… — Она осеклась, потому что смех грозил вот-вот прорваться. Кашлянув, она продолжала: — Простите, Вэнс. Это было, — она возвела глаза к небу, — очень неосторожно с моей стороны.

— Неосторожно!

— Глупо, — поправилась она, думая, что это поможет ему успокоиться. — Очень глупо. Мне правда очень жаль. — Тут она зажала рот обеими руками и прыснула сквозь пальцы. — Простите, — настаивала она под его сердитым взглядом. — Я вовсе не нарочно. Это ужасно. — Устав от своих усилий, Шейн согнулась пополам. — Какой ужас! — Она застонала от хохота.

— Ну, раз вам так весело… — прорычал он и дернул ее за руку.

Шейн мягко плюхнулась в грязь, продолжая смеяться.

— Ой… я вас не поблагодарила, — проговорила она между взрывами смеха, — за то, что вы тащили мою машину.

— Не стоит благодарности. — Другая женщина взбесилась бы, если бы ее вот так столкнули в грязь, отметил про себя Вэнс. А потом совершенно неожиданно для себя усмехнулся и сказал с упреком: — Хватит издеваться.

— Да нет же, нет! — Шейн зажимала рот тыльной стороной ладони. — Просто у меня такая привычка — смеяться не вовремя. Мне правда очень жаль!

— Вижу.

— А на вас остались еще чистые места. — Она провела грязной рукой по его щеке. — Вот тут я вас не докрасила. — Смех булькал у нее в горле. — Теперь лучше.

— Да и на вас тоже, — ответил Вэнс и вытер обе ладони о ее лицо.

Шейн хотела уклониться, но заскользила и опрокинулась на спину. Глубокий смех Вэнса слился с ее визгом.

— Гора-а-аздо лучше. — Заметив, что она набрала горсть грязи, он успел перехватить ее руку. — О нет! Не надо!

Пока он хохотал, она заскользила в сторону, и он упал в черную жижу. Вполголоса выругавшись, он встал, с прищуром глядя на нее.

— Городской мальчик, — она радостно ухнула, дразня его, — наверное, ни разу не дрался в грязи. — Она так обрадовалась своему маневру, что потеряла бдительность.

Вэнс стремительно схватил ее за плечи, перевернул на живот и навалился сверху. Лицо Шейн оказалось всего в паре дюймов от грязи.

— О, Вэнс! Не надо! — Она извивалась под ним, а беспомощный смех пузырился на губах.

— Нет, надо! — Он слегка наклонил ей голову.

— Вэнс!

Хотя она успела стать скользкой, как угорь, он держал ее крепко, зажав между коленями и одной рукой нагибая голову. Расстояние, разделявшее месть и ее нос, сокращалось. Шейн зажмурилась, перестала дышать.

— Сдаетесь? — требовательно спросил он.

Шейн приоткрыла один глаз. Еще мгновение в ней боролись желание взять верх и нежелание окунуться в грязь с головой. Не было никаких сомнений, что он ей в этом поможет.

— Сдаюсь, — просипела она.

Вэнс резко перевернул ее, так что она оказалась у него на коленях.

— Городской мальчик, да?

— На ваше счастье, я не в форме, — сказала Шейн, — иначе вам ни за что было бы меня не одолеть. Вам просто повезло. Новичкам везет.

В ее глазах горела насмешка. На лице чернели полосы грязи от его пальцев. Скользкие руки упирались ему в грудь. Ладонь, сжимавшая ее затылок, стала нежно его поглаживать. Рука медленно заскользила по бедру, а взгляд уперся в губы. Медленно, будто во сне, Вэнс притянул ее к себе.

Заметив, как переменились его глаза, Шейн испугалась. Как она станет защищаться, если что? Теперь, когда она была уверена, что любит его, могла ли она защищаться? Все происходило слишком быстро. С бешено бьющимся сердцем она вскочила и крикнула:

— Бежим на перегонки к ручью! — и в мгновение ока исчезла.

Вэнс с удивлением смотрел ей вслед. В другое время он счел бы это хитростью, но тут было что-то иное. Все в ней было не так. С этой мыслью он поднялся. Странно, но он тоже был другим. Раньше он и подумать не мог, что борьба в грязи — это такое веселое и приятное занятие. Раньше он не догадывался, что есть на свете женщины столь пленительные и желанные, как Шейн Эббот. Пытаясь разобраться в своих мыслях, он обогнул дом и увидел, что Шейн уже у ручья.

Она сняла ботинки и по колено забрела в бурлящую воду.

— Холодища! — крикнула она и окунулась по пояс. От холода у нее захватило дух. — Если бы было теплее, мы могли бы сбегать на запруду Молли и искупаться.

— А где это? — Вэнс сел на траву и стал снимать ботинки.

— Сразу за поворотом, — указала Шейн куда-то в сторону от главной дороги. — Отличное место для купания. И для рыбалки. — Дрожа, она потерла рубашку на груди, чтобы легче было смыть грязь. — Хорошо, что дождь прошел, а то ручей был бы слишком мелкий.

— Но тогда ваша машина не застряла бы в грязи.

Шейн взглянула на него, сверкнув улыбкой.

— Но это другое дело.

Он, морщась, вошел в воду.

— Холодно? — приветливо поинтересовалась она.

— Зря все-таки я вас не окунул с головой.

Вэнс стянул рубашку, бросил ее на траву и начал тереть руки и плечи. Шейн в это время умывала лицо.

— Вас бы тогда совесть замучила.

— Вот уж нет.

Шейн расхохоталась.

— А вы мне нравитесь, Вэнс. Бабушка сказала бы, что вы шельмец.

Он выгнул бровь.

— Это что — похвала?

— Самая высшая.

Шейн встала, чтобы оттереть джинсы на бедрах. Мокрая одежда облепила ее, особенно рубашка. Торчащие от холода соски обозначились под тонким хлопком. Занятая чисткой одежды, она болтала, не зная, что стоит все равно что голая.

— Шельмецы были ей по нраву, — продолжала Шейн. — Потому, наверное, мы с ней так хорошо уживались. Вечно я попадала в какую-нибудь историю.

— Например? — Вэнс уже смыл с себя всю грязь, но выбираться на берег не спешил. Интересно, как он раньше не замечал, до чего хорошо она сложена? Круглые маленькие груди, осиная талия, стройные бедра.

— Я хоть и не люблю хвастаться, — начала Шейн, очищая скользкие рукава рубашки, — но могу показать вам кратчайший путь в сад старины Триппета, если вам охота полакомиться зелеными яблочками. Еще я любила покататься на дойных коровах мистера Поффенбургера. — Шейн брызнула в него водой. — Вот вам, умойтесь. — Потом она набрала в пригоршню воды и сама принялась умывать его. — На три мили в округе нет ни одного фермера, на заборе которого я не порвала бы штаны. Бабушка, бывало, ставит заплатки и приговаривает, что ей надоела внучка-хулиганка.

Маленькая гладкая ручка Шейн тщательно терла лицо Вэнса, а другая упиралась в его голую грудь. Он не сопротивлялся, стоял смирно и смотрел на нее.

— Меня так и звали: «Эта хулиганка Эббот», — говорила Шейн, оттирая одно особенно грязное место на подбородке. — Теперь я должна доказать им, что я законопослушная гражданка, чтобы они забыли, как я разоряла их сады, и начали покупать мой антиквариат. Потому что хулиганов никто не воспринимает всерьез. Ну вот, теперь лучше.

Удовлетворенная результатами, Шейн опустила руку. Вэнс тут же перехватил ее. Их взгляды встретились.

Теперь он стал смывать с ее лица остатки грязи. Его пальцы медленно чертили круги у нее на лице, а глаза неотрывно смотрели в ее глаза. Прикосновения его грубой ладони были на удивление нежными. Губы Шейн задрожали и раскрылись. Словно из любопытства, Вэнс очертил их пальцем. Она судорожно вздрогнула. Неторопливо и осторожно он провел кончиком пальца по внутренней поверхности верхней губы. Солнце на краткий миг выглянуло из-за туч, осветило все вокруг и снова скрылось. Проследив игру света у нее на лице, он пробормотал будто бы сам себе:

— Теперь вы от меня не убежите.

Она ничего не ответила, боясь говорить, пока его палец медлил на ее губах. Палец неспешно заскользил вниз, по подбородку, к пульсирующей на горле жилке. Там он задержался, будто проверяя реакцию Шейн и наслаждаясь ею. Затем передвинулся к груди и легко коснулся торчащего соска, прикрытого мокрой и тонкой тканью.

Жаркая волна разом окатила ее тело. Кожу холодила вода, а кровь горела от прикосновений Вэнса. Он наблюдал, как ее румянец бледнеет, а глаза становятся невозможно большими и темными. Но все же она не отстранялась, не сопротивлялась его близости. Он услышал, как она несколько раз судорожно выдохнула.

— Вы меня боитесь? — спросил он, кладя руку ей на затылок.

— Нет, — прошептала она, — себя.

Он озадаченно сдвинул брови, на миг приняв суровый и недоверчивый вид. Его глаза были не холодными, но проницательными — полными вопросов и подозрений. Но Шейн не чувствовала страха, только томление.

— Странный ответ, — задумчиво прошептал он. — Вы странная женщина. — Его пальцы растирали ее затылок, пока он искал ответы в ее лице. — Поэтому вы меня возбуждаете?

— Не знаю, — сказала она, задыхаясь. — Я не хочу знать. Просто поцелуйте меня.

Его губы коснулись ее губ, но лишь слегка, с легкостью кончика пальца.

— Интересно, — зашептал он, — что в вас такого, чего я никак не могу раскусить? Вкус? — Он чуть ли не в порядке опыта сжал зубами ее нижнюю губу. У нее вырвался низкий стон удовольствия. — Свежесть дождя и сразу медовая сладость. — Его язык легко и лениво пробежался по ее губам. — Эта кожа… как лепесток розы. — Он стал ласкать ее руки, снизу вверх, затем сверху вниз, постепенно сближаясь с ней, пока, наконец, не прижал к себе. Стук его сердца громом отдавался у нее в ушах.

— Что вы хотите узнать? — низким дрожащим голосом спросила она. — Разве чувств недостаточно?

Они стояли, прижавшись друг к другу, будто голые, разделенные лишь мокрой, облепившей их одеждой.

— Поцелуйте меня, Вэнс, просто поцелуйте. И все.

— Вы пахнете дождем, — пробормотал он, веля себе не подчиняться соблазну, но зная, что не сможет. — Вы чистая и честная. Когда я смотрю в ваши глаза, я готов поклясться, что в них нет лжи. Это так? — И он впился в ее губы, не дав ей ответить.

Перед глазами у Шейн все поплыло. Гнев, который она чувствовала в нем ранее, обратился в чистую страсть. Его болезненный голод передавался и ей. Громко журчал ручей, торопясь слиться с рекой, но Шейн слышала только собственное сердцебиение. Не было больше жгучего холода, только тепло его руки, ласкавшей ее спину.

Теперь ему стало мало ее губ, и он стал жадно исследовать все ее лицо, мокрое, со вкусом холодной свежести ручья. Но где бы ни бродили его губы, они постоянно возвращались к сладкому и мягкому рту, ждущему и жаждущему, манящему и готовому впустить его. Под ее податливостью и мягкостью была страсть, не уступающая его страсти, и сила, которую он только начинал познавать.

Вэнс убеждал себя, что ему просто нужна женщина. Вот отчего его так притягивает Шейн. Он нуждался в мягкости и аромате женщины, и он находил это у Шейн, как нашел бы у любой другой на ее месте. Как могло быть иначе? Но все же было что-то в ее хрупком теле, в ее пленительном вкусе, что отодвигало других женщин в самый дальний и темный угол его сознания, оставляя на свету только Шейн.

Он мог бы взять ее сейчас, на берегу ручья, в пасмурный день, на сырой от дождя траве. Чувствуя движения ее влажных и теплых губ, Вэнс представлял, каково будет целиком завладеть ее телом, таким же сильным и жадным, как его собственное. Не будет никакого фальшивого и глупого притворства, присущего соблазнению, одно лишь истинное удовлетворение взаимной страсти.

Ее круглые маленькие груди вжались в его голую грудь. Вэнсу казалось, что он чувствует их болезненное томление, или это было его собственное вожделение, терзавшее и повелевавшее им, заставляя забыть все другие желания? Ее маленький, но жадный рот не отпускал его. Он чувствовал, что теряет власть над собой.

Вдруг ему подумалось, что если он возьмет ее сейчас, то не сможет запросто уйти от нее. Он пока не совсем понимал причины этого, знал лишь, что она не похожа на тех женщин, что были у него раньше. Он боялся, что ее жадные руки и рот удержат его навсегда, а он пока не готов пойти на такой риск.

Вэнс отстранил Шейн, и она уронила голову на его грудь. Было что-то трогательное в этом жесте. Это возбуждало, так же как и стремительное биение ее сердца. Они неподвижно стояли посреди ручья, холодная вода струилась вокруг их ног, сумрачный свет плыл над деревьями.

Она как-то сказала ему, что снегопад вызывает у нее чувство полного одиночества. Вэнс ощутил это сейчас. Будто на свете нет других людей, нет никого за этим ручьем и частоколом из деревьев. К собственному удивлению, он вовсе не огорчился. Ему не нужен был никто, кроме нее. Может быть, они и вправду остались одни… Эта мысль волновала и тревожила. Может быть, и вправду ничего не было, кроме этого богом забытого уголка, и ничто не мешало ему взять то, чего он хотел.

Шейн вздрогнула, и он мигом очнулся и сообразил, что она, должно быть, продрогла до костей. Его руки отпустили ее.

— Идемте, — пробормотал он, — вам нужно скорее в дом. — Вэнс потащил ее вверх по скользкому склону.

Шейн наклонилась, чтобы поднять ботинки.

— А вы не пойдете со мной, — сказала она, спокойно глядя ему в глаза. Это был не вопрос. Она слишком хорошо чувствовала перемену в его настроении.

— Нет, — ответил он холодно, хотя кровь у него по-прежнему клокотала. — Я переоденусь, а потом вернусь, чтобы начать делать крыльцо.

Она знала, что он причинит ей боль, но не думала, что так скоро. Старые раны вновь открылись и заныли.

— Хорошо. Если меня не будет, просто делайте, что надо.

Вэнс почувствовал ее обиду, но она смотрела ему прямо в глаза и говорила твердым голосом. Он не боялся ни обвинений, ни истерик, но этого не было и следа. Впервые в жизни он встретил женщину, которая совершенно сбивала его с толку.

— Вы знаете, что случилось бы, если бы я пошел с вами в дом, — грубо и нетерпеливо огрызнулся он, ловя себя на том, что пытается ее разозлить.

— Да.

— Этого вы хотите?

Помолчав, Шейн улыбнулась, но улыбка не коснулась ее глаз.

— Этого не хотите вы.

Она повернулась, чтобы идти домой, но Вэнс схватил ее за руку и заставил остановиться. Он был зол на себя, потому что видел, чего стоит ей ее выдержка.

— Черт возьми, Шейн, вы просто дура, если думаете, что я вас не хочу.

— Вы не хотите меня хотеть, — спокойно уточнила она. — Это для меня более важно.

— Какая разница? — Он заскрипел зубами. Ее спокойный тон приводил его в отчаяние. Как может женщина смотреть такими большими безмятежными глазами, когда буквально пару минут назад довела мужчину до последней черты? — Вы знаете, что я чуть не отымел вас прямо на земле? Разве вы не убедились, что способны принудить меня к этому? Чего вам еще?

Шейн посмотрела на него долгим пронзительным взглядом.

— Угу, принудить вас. Вот как вы это видите.

Кипя одновременно от возмущения и желая поскорее уйти, он с горечью заявил:

— Да! Иначе не бывает!

— Иначе не бывает, — усмехнулась она, вызвав в нем новую волну боли. — Для некоторых, наверное, это комплимент.

— Если вам так больше нравится. — Он наклонился, чтобы взять рубашку.

— Нет, не нравится. Вы же сами говорили, что я странная. — Вздохнув, она взглянула в его глаза. — Вы душите в себе свои чувства, Вэнс, и это вас снедает.

— Вы ни черта не понимаете! — рявкнул он, не в силах совладать с собой, потому что это была правда.

В лесу на другом берегу ручья вскрикнула птица. Ее высокий, визгливый голос хорошо вписался в атмосферу неприязни, возникшую между ними.

— Вы совсем не такой холодный или жестокий, как вам кажется, — тихо проговорила Шейн.

— Вы обо мне ничего не знаете! — возмутился он и снова схватил ее за руки.

— И вы злитесь, когда это выплывает наружу, — продолжала она тем же спокойным и тихим голосом. — И еще больше злитесь потому, что вы, возможно, ко мне неравнодушны. — Его пальцы, державшие ее руки, ослабели, и она отстранилась. — Это не я вас принуждаю, это что-то иное. Я не знаю, что это. А вы знаете. Вы должны сами себя побороть, Вэнс.

Повернувшись, она пошла к дому. Он изумленно смотрел ей вслед.

Глава 7


Он беспрестанно думал о ней. Прошло несколько недель, и горы расцвели яркими красками. В воздухе запахло осенью. Дважды из окна кухни Вэнс видел оленей. Он беспрестанно думал о ней…

Он поделил свое время между двумя домами. Его собственный дом потихоньку приобретал форму. Вэнс прикинул, что с наступлением зимы он сможет начать внутреннюю отделку.

Работа в доме Шейн продвигалась быстрее. Целую неделю там был полный кавардак с участием кровельщиков и сантехников. Старая кухня была разобрана и стояла в ожидании покраски. После починки крыши Шейн терпеливо ждала, когда пойдет дождь. Она обошла все знакомые места, ища протечек. Ей даже слегка взгрустнулось, что нигде не нужно подставлять таз или ведро.

Работы в той части дома, где она планировала устроить музей, были закончены. Теперь Вэнс отделывал остальное, а она наполняла витрины, которые ей доставили.

Она часто уезжала на разные аукционы и распродажи, и тогда ее не было по нескольку часов кряду. Вэнс сразу узнавал, что она приехала, потому что тогда дом возвращался к жизни. В подвале она устроила мастерскую, где полировала кое-какие вещи, а кое-что хранила. Он видел, как она бегает туда-сюда. Он видел, как она двигает столы, тащит упаковочные коробки, взбирается на стремянки. Она никогда не сидела без дела.

Она держалась с ним, как всегда, открыто и дружелюбно и даже словом не обмолвилась о том, что произошло между ними. Ему стоило немалых усилий удержаться от того, чтобы не коснуться ее. Она приносила ему кофе и со смехом рассказывала о своих приключениях на аукционах. Каждый раз, глядя на нее, он хотел ее все больше и больше.

Он закончил отделку так называемой летней гостиной. Шейн была внизу. Он критически осматривал свою работу, выискивая недостатки, но, зная, что она тут неподалеку, не мог сосредоточиться. Он подумал, что стоит смотаться в Вашингтон. До сих пор он держал связь со своей компанией по телефону и по почте. И хотя никаких срочных дел, требующих его присутствия, не предвиделось, он хотел поехать, чтобы недельку отдохнуть от нее. Она его преследовала, как напасть. От этой женщины одни неприятности, решил он. И ничего другого.

И все же, проходя мимо ступеней, ведущих в подвал, Вэнс остановился. Он обругал себя, но это не помогло, и он стал спускаться.

В мешковатых вельветовых джинсах и длинном свитере она трудилась над столом с откидной крышкой. Вэнс видел этот стол, когда она его только привезла, — тусклый и покрытый царапинами. Она была страшно довольна своей покупкой и хвасталась, что он достался ей за бесценок. Потом она отправила его в подвал, где очистила, отполировала и покрыла лаком, так что красное дерево засияло, демонстрируя все свои прожилки. Она усердно натирала его восковой пастой. В подвале пахло тунговым маслом и лимоном.

Вэнс хотел было вернуться наверх незамеченным, но Шейн подняла голову и увидела его.

— Привет! — Она махнула рукой. — Идите сюда, взгляните-ка. Вы ведь эксперт по дереву. — Ожидая, пока он подойдет, она отступила, чтобы полюбоваться своей работой. — Теперь самое трудное будет с ним расстаться, — сказала она, накручивая прядь волос на палец, — хотя я должна прилично за него выручить, ведь стоил он мне сущие пустяки.

Вэнс провел пальцем по поверхности стола — она была безупречно гладкой. В гостиной вашингтонского поместья, принадлежавшего его матери, имелся такой столик. Поскольку он сам купил для нее этот стол, то прекрасно знал его цену. Он также знал разницу между любительской полировкой и профессиональной. Эта вещь не была отделана кое-как.

— Но ваше время стоит денег, — заметил он, — и талант тоже. Мастер бы дорого взял, чтобы довести этот стол до ума.

— Да. Но я работаю в свое удовольствие, так что это не в счет.

— Но вы затеяли дело, чтобы зарабатывать, не так ли?

— Да, конечно. — Шейн понюхала банку с пастой. — Мне нравится запах этой штуки.

— Вы много не заработаете с таким отношением к своему времени и труду.

— Мне много не нужно. — Она поставила банку на полку. — Мне нужно оплачивать счета, покупать товар и чтобы еще немного осталось. Не знаю, что бы я делала, если бы у меня была куча денег.

— Придумали бы что-нибудь, — сухо сказал Вэнс. — Одежда, меха.

Взглянув на него, Шейн поняла, что он не шутит, и рассмеялась.

— Меха? О да! Так и вижу, как я в своей норковой шубе вплываю в наш магазин, чтобы купить молока. Вэнс, вы бесподобны!

— Я пока не встречал женщины, которая не любила бы норковые шубы.

— Значит, вы встречали не тех женщин, — пошутила Шейн, берясь за высокую спинку плетеного стула, сиденье которого нуждалось в ремонте. — Я знаю одного плетельщика из Бунсборо, надо ему позвонить. Если бы даже у меня было время, я понятия не имею, с какой стороны к этому подойти.

— А какая вы женщина?

Шейн, отвлекшись от мыслей о плетеном стуле, подняла голову и увидела на лице Вэнса циничное выражение.

— Почему у вас всегда все так сложно? — вздохнула она.

— Потому что жизнь — сложная штука.

Она покачала головой:

— Я такая, какая есть. Надеюсь, для вас это не слишком просто.

— Та, что согласна работать по двенадцать часов в день за деньги, которых едва хватает на жизнь? Согласна надрываться час за часом…

— Я не надрываюсь, — возразила Шейн.

— Черта с два! Я же видел: вы двигаете мебель, таскаете ящики, драите полы, — перечислял он ее подвиги, распаляясь от своих слов. За прошедшие недели она выполняла самую разную работу, явно непосильную для такой хрупкой женщины. Ее упрямство бесило Вэнса. — Черт возьми, Шейн! Вы слишком много на себя взвалили!

— Я знаю, на что я способна, — огрызнулась она. — Я не ребенок.

— Нет, вы особа равнодушная к мехам и другим приятным вещам, которые может иметь любая привлекательная женщина, если правильно разыграет свои карты. — Его слова отдавали холодным сарказмом.

В глазах Шейн заплясали искры бешенства. Пытаясь не взорваться, она отвернулась.

— Вам не кажется, что каждый ведет свою игру, Вэнс?

— Но есть хорошие игроки, а есть плохие.

— Ох, как мне вас жаль, — глухо проговорила Шейн. — Очень, очень жаль.

— Почему? — удивился он. — Потому что я знаю, что умные люди стремятся урвать от жизни как можно больше и лишь дураки согласны на меньшее?

— Интересно, вы и в самом деле так считаете? Нет, правда? — тихо спросила она.

— Интересно, почему вы делаете вид, что считаете иначе.

— Что ж, я расскажу вам одну историю. — Когда она обернулась, ее глаза были черны от гнева. — Такому, как вы, она, возможно, покажется наивной или даже скучной, но все равно послушайте.

Сунув руки в карманы, Шейн зашагала по комнате, чтобы немного успокоиться.

— Вы видите это? — Она указала на полки, где стояли банки с консервами. — Моя бабушка, точнее, она была мне прабабушка, приготовила эти консервы. Про запас, как она говорила. И вот она копала, сажала, окучивала, полола, а потом в жаркой и душной кухне закатывала эти банки. Про запас, — повторила Шейн уже тише, разглядывая разноцветные банки. — Когда ей было шестнадцать, она жила в особняке в южном Мэриленде. Ее семья была очень богата. Они и до сих пор богаты, — Шейн пожала плечами, — семейство Бристол из Леонардтауна. Слышали, может быть.

Да, ему доводилось слышать о таких. В его глазах промелькнуло удивление, но он промолчал. Сеть универмагов «Бристолз» опутывала всю страну. Марка была очень старая, престижная, рассчитанная на кошельки состоятельных людей. Даже сейчас компания Вэнса строила им новый магазин в Чикаго.

— Так или иначе, — продолжала Шейн, — она была юная изнеженная красотка, которая могла иметь все, чего только ни пожелает. Она получила образование в Европе. Родители хотели показать ее Парижу, а потом устроить ей дебют в Лондоне. Если бы она их послушалась, она бы имела свой собственный особняк и штат прислуги. Садоводство ей грозило только в виде прогулок по оранжереям. — Шейн усмехнулась, представив себе это. — Но она поступила по-своему. Влюбилась в Уильяма Эббота, ученика каменщика, нанятого для каких-то работ в поместье. Конечно, ее семья и слышать не хотела о таком родстве. Родители уже готовили почву для ее брака с наследником некоего стального магната. Когда до них дошли слухи о том, что творится, они немедленно рассчитали ученика каменщика. Короче, бабушка вышла за него замуж, а они лишили ее наследства. Настоящая викторианская драма, как пишут в романах.

Вэнс слушал молча, хотя пристальный взгляд Шейн словно вызывал его на комментарии.

— Они приехали сюда, к его родителям, — продолжала Шейн. — Им пришлось жить в одном доме, потому что не было денег построить или купить собственный. Когда умер отец Уильяма, они ухаживали за матерью. Бабушка никогда не жалела, что отказалась от всех полагавшихся ей «приятных вещей». У нее были очень маленькие руки, — Шейн взглянула на свои, — но вы бы не поверили, какие сильные. По сравнению с тем, к чему она привыкла, они жили бедно. Лошади были только для пахоты. Часть вашей земли когда-то принадлежала им. Но из-за высоких налогов и отсутствия работников… — Замолчав, Шейн взяла с полки банку, затем поставила ее на место. — Единственное, что ей досталось от родителей, — это столовый гарнитур и несколько фарфоровых вещиц, да и то через адвокатов, после смерти матери. — Шейн взяла лоскут, которым полировала стол, и протерла им руки. — У бабушки было пять детей. Двоих она потеряла еще в младенчестве, одного убили на войне. Одна дочь перебралась в Оклахому и лет сорок назад умерла там бездетной. Младший сын остался здесь, женился, и у него родилась дочь. Они с женой погибли, когда девочке было пять лет. — Шейн хмуро уставилась в окошко под потолком, через которое в подвал проникал свет и падал на цементный пол. — Представьте, что чувствует мать, пережившая всех своих детей.

Вэнс ничего не сказал, лишь продолжал наблюдать за Шейн, которая снова взволнованно зашагала по мастерской.

— Она воспитывала свою внучку, Энн. Бабушка любила ее. Может быть, от горя, не знаю. Моя мать была прелестным ребенком — наверху есть фотографии. Но она была вечно недовольна. Мне соседи рассказывали о ней разное, и пару раз сама бабушка. Энн ненавидела этот городок, ненавидела скромную жизнь. Она хотела стать актрисой. В семнадцать лет она забеременела.

Голос Шейн изменился, стал плоским и невыразительным. Вэнс никогда не слышал у нее такого голоса.

— Она не знала или не хотела признаваться, кто отец ребенка. Когда я родилась, она уехала, бросив меня на бабушку. Иногда приезжала на день или два, чтобы выпросить у бабушки денег. Замужем она была по меньшей мере трижды. Я видела ее в мехах. Но они не принесли ей счастья. Сейчас она все такая же красивая, недовольная эгоистка.

Шейн помолчала, посмотрела на Вэнса и продолжила:

— Моей бабушке удалось урвать от жизни лишь одно — любовь. Она прекрасно говорила по-французски, читала Шекспира и возделывала огород. И она была счастлива. Единственное, чему научила меня мать, так это тому, что вещи ничего не значат. Стоит тебе завладеть вещью, как ты сразу начинаешь охотиться за следующей, чтобы стать счастливым хотя бы на время. Ты боишься, что у кого-то будет вещь получше и счастья побольше. В какие бы игры ни играла моя мать, они лишь причиняли боль людям, которые ее любили. У меня нет ни времени, ни умений для подобных игр.

Шейн двинулась к лестнице, но Вэнс встал у нее на пути. Она подняла голову и посмотрела на него блестящими от гнева и слез глазами.

— Вам надо было послать меня к черту, — тихо проговорил он.

Шейн судорожно сглотнула.

— Идите к черту. — Она сделала попытку протиснуться мимо него.

Вэнс взял ее за плечи, крепко держа на расстоянии вытянутых рук, и спросил:

— Вы сердитесь на меня или на себя, потому что рассказали мне то, что меня не касается?

Шейн глубоко вздохнула, глаза у нее теперь были сухими.

— Я сержусь, потому что вы циник, а я никогда не понимала циников.

— Не более чем я идеалистов.

— Я не идеалистка, — возразила она. — Я просто не сразу соображаю, если меня используют. — Ей вдруг стало спокойно и грустно. — Я думаю, что вы теряете больше от своего недоверия, чем рискуете, доверяя.

— А что, если доверие окажется обманутым?

— Что ж, тогда надо забыть и двигаться дальше, — просто ответила Шейн. — Вы становитесь жертвой, только если решаете ею быть.

Вэнс сдвинул брови. Не это ли случилось с ним? Не так ли он стал жертвой? Почему он позволяет Амелии отравлять себе жизнь через два года после ее смерти? И как долго он будет оглядываться назад, ожидая следующего предательства?

От Шейн не укрылось выражение задумчивости на его лице.

— Вас сильно обидели? — Она тронула его за плечо.

Вэнс взглянул на нее и опустил руки.

— Да нет… так, я просто лишился иллюзий…

— Значит, сильно. Когда тот, кого любишь, предает тебя или когда твой идеал рушится, это трудно принять, особенно если это такие высокие идеалы, как у меня. — Шейн улыбнулась и взяла Вэнса за руку. — Поехали кататься.

Он так глубоко задумался о ее словах, что не сразу сообразил, что она предлагает.

— Кататься?

— Мы засиделись. — Она потащила его к выходу. — Не знаю, как вы, но я только работаю и сплю. Сегодня чудесный день, может быть, последний день бабьего лета. — Она захлопнула дверь в подвал. — К тому же вы все еще не были на поле сражения. Тем более с таким опытным экскурсоводом.

— А вы, — он еле заметно улыбнулся, — опытный экскурсовод?

— Самый-самый опытный, — ответила Шейн без тени скромности, чувствуя, как пальцы Вэнса, сплетенные с ее пальцами, начали понемногу расслабляться. — Я могу рассказать вам о сражении все и, как утверждают мои критики, даже больше.

— Ну что же, если только мне не придется потом писать проверочную работу, — согласился Вэнс.

— Я теперь в отставке, — напомнила Шейн.


— Сражение при Энтитеме, — начала Шейн, ведя машину по узкой извилистой дороге, по обеим сторонам которой высились памятники, — хотя и не принесло победы ни одной из сторон, не позволило генералу Ли с ходу захватить Север. — Вэнс усмехнулся, слыша ее лекторский тон, но не перебил. — Близ реки Энтитем-Крик расположен город Шарпсберг. 17 сентября 1862 года армии генералов Ли и Макклелана сошлись в самой кровопролитной однодневной битве Гражданской войны. Посмотрите, это церковь Данкер-Черч. — Она указала на небольшое белое здание, стоящее поодаль от дороги. — Там проходили тяжелейшие схватки. У меня есть несколько хороших гравюр для музея.

Вэнс оглянулся на мирную церквушку, мимо которой они только что проехали.

— До чего сейчас там спокойно, — сказал он и был одарен благосклонным взглядом.

— Ли разделил свои силы, — продолжала Шейн, — послав Джексона захватить форт Харперс-Ферри. Но солдат Федерации случайно наткнулся на потерянную копию приказа, где был описан весь план генерала Ли. Это дало Макклелану преимущество, которым, впрочем, он не сумел до конца воспользоваться. Его войска действовали слишком медленно. Даже когда они атаковали у Шарпсберга сильно уступавшую им по численности армию противника, им не удалось прорвать фронт. Потеряв четверть своей армии, Ли отступил. И хотя Макклелан опять не сумел окончательно его разгромить, были убиты двадцать шесть тысяч человек.

— Для отставной учительницы вы неплохо помните факты, — заметил Вэнс.

Шейн рассмеялась, уверенно проходя поворот.

— Здесь сражались мои предки. Бабушка не давала мне об этом забыть.

— На чьей стороне?

— На обеих. — Она слегка пожала плечами. — Что может быть ужаснее? Вражда, разделение семей. Этот штат — пограничный. Хотя он поддерживал северян, в южной его части симпатии склонялись в пользу Конфедерации. Нетрудно представить, сколько людей открыто и тайно помогали Югу.

— Надо еще учесть, что эта территория расположена между Вирджинией и Западной Вирджинией…

— Именно так. — Шейн одобрительно кивнула, словно услышала правильный ответ ученика.

Вэнс насмешливо прищелкнул языком, но она не обратила на это внимания. Они остановились на небольшой стоянке у обочины.

— Давайте пройдемся. Здесь красиво.

Вдалеке возвышались горы, демонстрируя великолепие поздней осени. В воздухе летали листья — оранжевые, алые, золотые. Ветер подхватывал и уносил их прочь. Вокруг были волнистые холмы, золотые в косых лучах солнца, и поля с торчащими сухими кукурузными стеблями. Похолодало. Солнце на западе клонилось к вершинам гор. Вэнс взял Шейн за руку.

— Кровавая канава, — сказала она, указывая на длинную узкую траншею. — Ужасное название, но уместное. Они сошлись на этом поле. Северяне и южане. Пушки стояли там, — она показала, — и там. В этой траншее почти все полегли. Вокруг, конечно, тоже шли бои — и у моста Бернсайд-Бридж, и у Данкер-Черч, но тут…

Вэнс бросил на нее любопытный взгляд.

— Как, однако, вас увлекает война.

— Скорее возмущает. Это узаконенный цинизм. Только на войне убийц не проклинают, а покрывают славой. Люди становятся статистикой. Вы никогда не задумывались о том, как это странно, что смертный грех убийства приравнивается к геройству, и чем больше человек совершает убийств, тем больше почестей он удостаивается? Среди них было так много фермерских детей, которым доводилось убивать разве что хорьков в курятнике. И они надели форму, голубую или серую, и отправились на поле боя. Не верится, что кто-то из них понимал, во что это выльется. Знаете, что меня интересует больше всего? — Шейн обернулась к Вэнсу. Увлекшись, она не замечала, что он пристально ее рассматривает. — Кто они были? Шестнадцатилетний сын фермера из Пенсильвании и его ровесник, выросший на плантациях Джорджии, бегущие по полю, чтобы убить друг друга? Может быть, они искали приключений? Может быть, для них это была игра? Сколько из них мечтали посидеть у походного костра, как настоящие мужчины, и покуролесить вдоволь, пока не видят матери?

— Думаю, что многие, — согласился Вэнс, обнимая ее за плечи. — Очень многие.

— А те, кто уцелел, больше уже не были детьми.

— Почему вас увлекает история, Шейн, если она вся состоит из войн?

— Меня интересуют люди, — ответила Шейн. Заходящее солнце зажгло в ее глазах золотые искры. — Представьте себе мальчика, пришедшего на это поле в сентябре более ста двадцати лет назад. Ему было семнадцать. — Она окинула взглядом поле, словно ее герой и в самом деле был там. — Он уже попробовал виски, но попробовать женщин пока не успел. Он бежал вперед, испытывая ужас и восторг. Ревели горны, взрывались ядра, и этот адский шум заглушал его собственный страх. Он убил врага, не разобрав, кто это, не разглядев его лица. Когда бой закончился, когда закончилась война, он вернулся домой усталым мужчиной, тоскующим по своей земле.

— А что было дальше?

— Он женился на девочке, которую любил с детства, вырастил десять детей и рассказывал своим внукам, как дрался у Кровавой канавы в 1862 году.

Вэнс притянул ее к себе.

— Вы, должно быть, были потрясающим историком.

— Я потрясающе рассказывала разные истории, — рассмеялась Шейн.

— Зачем вы так? — возмутился он. — Почему вы себя недооцениваете?

Она покачала головой:

— Нет, я знаю свои возможности и свои границы. Но я собираюсь немного расширить первое и второе, чтобы получить, что хочу. Это гораздо более разумно, чем воображать себя тем, кем ты не являешься. — Прежде чем он успел ответить, она рассмеялась и дружески его обняла. — Нет, не надо больше философии. Хватит на сегодня. Давайте заберемся на башню, оттуда чудесный вид. — Она радостно потащила Вэнса за собой. — Видно на много миль вокруг, — говорила она, пока они карабкались вверх по узкой металлической лестнице.

Сумеречный свет струился сквозь бойницы в толстой каменной стене. Чем выше они взбирались, тем становилось светлее, пока, наконец, свет не хлынул прямо сверху.

— Эту часть экскурсии я люблю больше всего, — сказала Шейн. Несколько голубей испуганно выпорхнули из своих гнезд на крыше. Она облокотилась о широкую стену, с удовольствием подставляя ветру лицо. — Ох, красота! И денек сегодня отличный. Посмотрите, какие краски! Видите? А вон там наша гора!

Наша гора.Вэнс улыбнулся. Она так это произнесла, будто гора была их общей собственностью. Над лесистыми холмами возвышались голубые в вечернем свете, далекие горы. Повсюду виднелись фермы, конюшни и коровники. Ближайший городок тихо дремал, окутанный мягкой вечерней дымкой. Далеко на шоссе прошумела машина. Над полем летели три огромные вороны. Они ссорились и задирали друг друга. Когда они исчезли из вида, снова воцарилась полная тишина, и только ветерок шуршал сухими стеблями кукурузы.

Затем Вэнс увидел оленя. Тот стоял, замерев, не далее чем в десятке ярдов от площадки, где Шейн оставила машину. Неподвижный как статуя, с поднятой головой и настороженно торчащими ушами. Вэнс молча показал на него Шейн.

Они стояли, взявшись за руки, и смотрели на оленя. Внутри у Вэнса что-то шевельнулось, может быть, он испытал чувство принадлежности. Теперь он бы не удивился, услышав от Шейн «наша гора». Остатки горечи растворились, когда он понял, что спасение глядит ему прямо в лицо. Он считал себя жертвой, как сказала Шейн, потому что легче было злиться, чем забыть.

Олень вздрогнул и стрелой полетел вверх по холму, элегантно перепрыгнув низкую каменную ограду. Вэнс скорее ощутил, чем услышал долгий и тихий выдох Шейн.

— Сколько ни смотрю, — сказала она, — все никак не привыкну. Каждый раз прямо немею.

Она взглянула на Вэнса снизу вверх. Нельзя было не поцеловать ее здесь, в окружении этих гор и полей, зная об объединяющей их общности. На крыше тихо ворковали голуби, довольные, что нарушители ведут себя смирно.

В его поцелуе была смутная нежность. Впрочем, Шейн не знала, что и думать. Его губы были твердые, но не жесткие, руки держали ее крепко, но не ранили. Сердце подпрыгнуло и затрепетало в горле. Тепло и наслаждение разлились по телу, и она сделалась податливой и послушной его рукам. Она так ждала этого, чтобы окончательно убедиться, что внутри у него и вправду скрывается то, о чем она только догадывалась: нежность и доброта, которые она могла бы уважать не менее, чем его силу и уверенность в себе. Ее вздох означал не покорность, но радость от сознания, что она может восхищаться тем, что уже полюбила.

Вэнс привлек ее к себе и долго целовал, не желая прерывать волшебный момент. Чувства просачивались в него, как сквозь трещины в стене, которую он возвел так давно.

Неужели она ждала его здесь, ждала, пока он пробьется к ней сквозь завесу горечи и подозрения?

Вэнс крепко обнял ее и прижал к своей груди, словно боясь, что она исчезнет. Не слишком ли поздно ему влюбиться? Или покорить женщину, которая уже познала худшее в нем, но понятия не имеет о его материальных преимуществах? Закрыв глаза, он прижался щекой к ее волосам. И если не поздно, стоит ли рискнуть и рассказать ей все о себе? Но если он скажет сейчас, то у него не будет уверенности, что она любит его, а не мощь и деньги «Ривертон констракшн». Он не знал, как поступить. Его охватила нерешительность. Вэнс уверенно управлял компанией, стоящей много миллионов долларов, а тут какая-то невеличка, чьи кудри вились под его щекой. Так просто меняла весь ход его жизни.

— Шейн… — Вэнс поцеловал ее в лоб.

— Что? — Она рассмеялась и тоже поцеловала его, но скорее по-дружески. — Почему вы такой серьезный?

— Давайте поужинаем. — Он мысленно обругал себя за резкость и недогадливость. Куда подевалась его галантность?

Она потянула себя за растрепанную прядь.

— Ладно. Я приготовлю чего-нибудь вечером.

— Нет, я приглашаю вас в ресторан.

— В ресторан? — Шейн нахмурилась, подумав о расходах.

— Нет, никаких нарядов, — сказал он, решив, что ее смущают ее толстый свитер и джинсы. — Как вы сказали, мы засиделись, не видя ничего, кроме работы. Поехали.

К его радости, она улыбнулась.

— Я знаю одно неплохое местечко здесь неподалеку, в Западной Вирджинии.

Шейн выбрала маленький уединенный ресторан, потому что там было недорого и потому что с ним ее связывали теплые воспоминания. После окончания школы она подрабатывала там летом официанткой, чтобы скопить денег на колледж.

Когда они уселись в убогую пластиковую кабинку с шипящей свечкой на столе, она хитро улыбнулась и сказала:

— Я знала, что вам тут понравится.

Вэнс окинул взглядом аляповатые пейзажи в пластиковых рамках, висящие на стенах. С кухни несло луком.

— В следующий раз я выбираю место.

— По четвергам здесь когда-то подавали отличные спагетти, блюдо дня, и…

— Сегодня не четверг, — напомнил Вэнс, нерешительно открывая меню в пластиковой обложке. — Вино?

— Наверное, оно тут есть. Хотя мы можем зайти в бар и взять целую бутылку за два девяносто семь.

— Какого года?

— Да на прошлой неделе только сделали, — заверила она его.

— Ладно, рискнем. — Он решил, что в следующий раз он повезет ее куда-нибудь, где подают приличное шампанское.

— Я буду фасолевое чили, — заявила Шейн, возвращая его к реальности.

— Чили? — Вэнс, изучавший меню, нахмурился. — Это что, вкусно?

— О нет!

— Тогда зачем вам… — Он не договорил, потому что Шейн вдруг спряталась за своим меню.

— Тсс, смотрите, кто пришел, — зашипела она, поворачиваясь к входу и осторожно выглядывая из-за меню.

Вэнс посмотрел в ту сторону и увидел Сая Трейнера и миловидную брюнетку в обтягивающем светло-коричневом костюме и в туфлях на шпильках. Сначала он испытал досаду, но заметив, как уверенно женщина держит под руку Сая, повернулся к Шейн:

— Я знаю, что вас это расстраивает, но вы вынуждены будете сталкиваться с ним время от времени, так что…. — Из-за меню послышался всхлип. Вэнс инстинктивно схватил ее за руку. — Мы можем уйти, но теперь они нас все равно заметят.

— Это Лори Макэйфи. — Шейн судорожно стиснула пальцы Вэнса. Он не остался в долгу, потому что его злили чувства Шейн к человеку, который причинил ей столько страданий.

— Вам придется с этим смириться и не позволять себе перед ним опозориться.

— Да, я знаю, но это так трудно. — Шейн с опаской отвела меню в сторону. И тут Вэнс увидел, что она не плачет, а смеется. — Как только он нас заметит, то подойдет выразить свое почтение.

— И вам, конечно, от этого станет больно.

— О да, — подтвердила она. — Потому что вы должны пнуть меня под столом как следует, чтобы я не рассмеялась.

— С удовольствием, — пообещал Вэнс.

— Все куклы у Лори всегда были выстроены по росту, и на все их одежки она пришивала ярлычки с именами, — сказала Шейн, ехидно улыбаясь.

— Это, конечно, все объясняет.

— Ну ладно, опускаю меню. — Она предостерегающе кашлянула: — Что бы ни случилось, не глядите в их сторону.

— Ни за что на свете.

— Итак, чили? — спросила она обычным голосом. — Пожалуй, я все-таки его закажу.

— Вы самоубийца.

— Не без того. — Она с улыбкой взяла бокал воды, уголком глаза наблюдая, как Сай и Лори направляются к ним.

— Шейн, какая встреча!

Шейн подняла голову, изображая удивление.

— Здравствуй, Сай. Здравствуй, Лори. Как поживаете?

— Прекрасно, — отвечала Лори своим идеально выдержанным голосом.

Она и правда симпатичная, подумала Шейн, хотя глаза немного в кучку.

— Вы, наверное, не знакомы с Вэнсом. Вэнс, это Сай Трейнер и Лори Макэйфи, мои старые школьные друзья. Вэнс — мой сосед.

— Ах, конечно, дом старого Фарли. — Сай протянул руку. Рука показалась Вэнсу мягкой, а рукопожатие, как и полагается, крепким и быстрым. — Говорят, вы затеяли ремонт в доме.

— Да, небольшой. — Вэнс некоторое время разглядывал Сая и нашел его внешность удовлетворительной, если не считать слабой челюсти.

— А вы, должно быть, плотник, который помогает Шейн обустроить ее магазинчик, — вмешалась Лори. Ее взгляд скользнул по рабочей одежде Вэнса, а затем переместился на свитер Шейн. — Признаться, я удивилась, когда Сай рассказал мне о ваших планах.

Вэнс вовремя заметил, что губы Шейн дрогнули, и наступил ей на ногу.

— Да что ты? — Поднеся стакан к губам, Шейн посмотрела на Вэнса. Взгляд у нее был абсолютно невинный. — Что ж, мне всегда нравилось удивлять других.

— Мы представить себе не могли, что ты заведешь собственное дело, да, Сай? — тараторила Лори. — Ты можешь рассчитывать на нас как на покупателей. Мы желаем тебе самой большой удачи.

Шейн крепилась как могла, чтобы не рассмеяться. Вэнс, помогая ей в этом, старательно давил ей на ногу.

— Спасибо, Лори. Сказать тебе не могу, что это для меня значит. Просто не могу.

— Мы всегда поможем старому другу, да, Сай? Ты же знаешь, Шейн, мы болеем за твой успех. Я обязательно расскажу о твоем магазине всем знакомым, чтобы у тебя прибавилось покупателей.

— Д-да. Большое спасибо.

— А теперь нам пора. Мы хотим успеть сделать заказ, пока народу не так много. Приятно было поболтать. — Улыбнувшись на прощание Вэнсу, Лори потащила Сая прочь.

— О боже, наконец-то ушли, я думала, что лопну! — Шейн залпом выпила стакан воды.

— Ваш приятель получил по заслугам, — заметил Вэнс, глядя им вслед. — Она распланирует всю их жизнь, включая половую. Как вы думаете, они уже начали выполнять план?

— Перестаньте, — взмолилась Шейн, — а не то со мной случится истерика.

— Интересно, этот галстук она ему выбрала?

Шейн не выдержала и расхохоталась.

— Черт вас возьми, Вэнс, — зашипела она, когда Лори оглянулась, — вы все испортили!

— Хотите, я подкину им тему для разговора за ужином?

Не успела Шейн ответить, как Вэнс притянул ее к себе через стол и запечатлел на ее губах страстный поцелуй. Шейн застонала от притворного ужаса.

— Готово, — сказал он, усаживаясь на место.

— К полудню завтрашнего дня весь Шарпсберг только и будет говорить о том, что мы любовники.

— Правда? — Он поднес к губам ее руку и, не торопясь, перецеловал все пальцы. Ему нравилось чувствовать слабую дрожь ответного желания.

— Да, и я не… — Шейн умолкла, когда он повернул ее руку, чтобы поцеловать ладонь.

— Что — не?.. — тихо поинтересовался он, в то время как его губы передвинулись к запястью. Ее пульс бешено бился под кончиком его языка.

— Не уверена, что это… разумно, — с трудом выговорила она, забыв и ресторан, и Сая с Лори, и все остальное.

— Что мы любовники или что весь Шарпсберг будет говорить?

Вэнсу нравилось наблюдать смятение в глазах Шейн и знать, что он тому виной.

Она же ничего не могла понять. Это что-то новенькое. Что? Безрассудство? При этой мысли холодок пробежал у нее по спине. Опыт? Но как можно это совмещать? И все же можно. Безрассудство горело у него в глазах, а романтические жесты были преисполнены мастерства опытного ловеласа.

Она не боялась замкнутого и злого человека, которого повстречала, но когда он так, как сейчас, проводил пальцем по ее запястью, ей становилось слегка не по себе.

— Я об этом подумаю, — пробормотала она.

— Подумайте, — охотно разрешил он.

Глава 8


Антикварный магазин и музей «Энтитем» распахнули свои двери в первую неделю декабря. Как и ожидалось, первые несколько дней среди посетителей были в основном знакомые, приходившие не купить, а просто поглазеть. Шейн забавлялась, слыша, как они перемывают ей косточки, вспоминая давние проделки «этой девчонки Эббот», будто это было вчера.

Пару раз до ее слуха донеслось имя Сая, отчего она недовольно поморщилась. И все же, когда новизна померкла, ручеек посетителей не иссяк. И этого было пока достаточно.

Помня о своем обещании, Шейн наняла золовку Донны, Пэт, на неполный рабочий день. Девушка была прилежная и исполнительная и с готовностью согласилась заменять ее по выходным. Шейн сочла, что дополнительные расходы окупились с лихвой, когда Пэт, сияя от гордости, доложила ей о своей первой продаже. С помощью Шейн и благодаря своему усердию Пэт приобрела начальные знания по классификации антиквариата и могла ответить на некоторые вопросы, которые задавали посетители в музее.

Шейн была занята как никогда: она вела дела в магазине, отслеживала объявления о распродажах и надзирала за ремонтом на втором этаже. Напряженная работа стимулировала ее энергию и помогала смириться с медленной, но неуклонной убылью бабушкиных сокровищ. Шейн снова и снова напоминала себе, что это необходимость, связанная с бизнесом, и что счета, накопившиеся во время подготовки к открытию магазина и музея, требуют оплаты.

С Вэнсом они виделись почти ежедневно, когда он приходил отделывать верхний этаж. От прежней его замкнутости не осталось и следа, но интимность, сблизившая их в тот вечер в ресторанчике, сошла на нет. Он относился к ней по-дружески, кажется совершенно забыв о женщине, чью ладонь так страстно целовал.

Шейн решила, что ему просто нравилось разыгрывать спектакль на глазах у Сая, а теперь их отношения вернулись в деловое русло. Это ее не разочаровало. Признаться, тот ужин заставил ее немало понервничать. Она чувствовала себя более уверенной, когда он злился, чем когда шептал ласковые слова и расточал нежности. Хорошо себя зная, Шейн была уверена, что ей было бы трудно не наделать глупостей, если бы он продолжал за ней галантно ухаживать. Средств защиты от галантности у нее не было.

И все же день ото дня ее любовь к нему росла, как и росла уверенность в том, что именно он ее мужчина. Требовалось только время, чтобы он понял, что она — его женщина.

Однажды вечером Шейн, раскрасневшаяся от холода и гордости за себя, втащила по новым ступенькам в магазин свое последнее приобретение — стол. Она была очень довольна собой и покупкой. Она научилась беспощадно торговаться.

— Только посмотри, что я привезла! — с порога закричала она своей помощнице. — Шеридан! И ни одной царапины!

Пэт, протиравшая стекло в витрине, прервала свое занятие.

— Но у тебя же сегодня выходной! Ты должна отдыхать хоть иногда, — возмущенно сказала она. — Для этого ты меня и наняла.

— Да-да, — рассеянно отвечала Шейн, — в машине еще настольные часы и набор солонок граненого стекла.

Пэт вздохнула, понимая, что Шейн попросту не слышит ее слов, и пошла за ней в главный зал.

Установив стол у хичкоковского стула, Шейн отступила, чтобы полюбоваться результатом.

— Уж не знаю, — задумчиво проговорила она, — может быть, он будет лучше смотреться в прихожей, под окном. Ладно, сначала все равно нужно его отполировать. — И она схватила с полки полироль для мебели. — Как у нас сегодня дела?

Пэт укоризненно покачала головой.

— Я сама, — сказала она, отбирая у Шейн полироль и тряпку. Та усмехнулась, но возражать не стала. — В музее было семь посетителей, — сказала Пэт, начиная полировать шеридановский стол. — Купили несколько открыток и литографию с видом Бернсайд-Бридж. Женщина из Хейгерстауна купила столик с резными краями.

Шейн, расстегивавшая пальто, остановилась.

— Тот, розового дерева?

Столик стоял в летней гостиной с незапамятных времен.

— Да. И еще она интересовалась креслом-качалкой. — Пэт убрала за ухо выбившуюся прядь. — Думаю, она вернется.

— Хорошо.

— Еще спрашивали про дядюшку Фетуса.

— Да ты что? — Шейн усмехнулась, вспомнив портрет сурового викторианца, перед которым не смогла устоять. Она приобрела его, потому что он показался ей забавным, хотя было мало надежд, что его купят. — Мне будет жаль потерять его. Он привносит в нашу атмосферу благородство.

— А у меня от него мурашки по коже, — призналась Пэт. — Ах да, чуть не забыла! Я ведь не знала, что ты уже продала столовый гарнитур.

— Что? — Озадаченная Шейн остановилась, держась за ручку двери.

— Ну, столовый гарнитур, стулья со спинками в виде сердечек, Хепплуайт, — пояснила Пэт, довольная, что запомнила имя производителя. — Я чуть не продала его по второму разу.

— По второму разу? — Шейн отпустила ручку и обернулась к Пэт. — Ты это о чем?

— Приезжали какие-то люди, хотели его купить. Их дочка выходит замуж, так они собирались подарить ей его на свадьбу. Они, похоже, богатые, — с чувством вздохнула она. — Свадьба будет в закрытом клубе, в Балтиморе. С оркестром. — Пэт увлеклась, но, заметив тяжелый взгляд Шейн, поспешила объяснить: — Ну и вот, я уже собралась чек пробивать, и тут сверху приходит Вэнс и говорит, что гарнитур уже продан другим людям.

Глаза Шейн превратились в две щелки.

— Вэнс? Вэнс сказал, что он уже продан?

— Ну да, — подтвердила смущенная ее тоном Пэт. Будь она ближе знакома с Шейн, ей стало бы ясно, что вот-вот грянет буря. Но она невинно продолжала: — Хорошо, что он успел предупредить, а не то они купили бы гарнитур и сразу увезли бы его. И тогда бы мне конец.

— Конец, — сквозь зубы процедила Шейн. — Кое-кому точно конец. — Она резко повернулась и направилась в глубь магазина.

Пэт смотрела на нее широко раскрыв глаза.

— Шейн? Шейн, что случилось? — Она засеменила следом. — Куда ты?

— Уладить одно дельце, — глухо ответила Шейн. — Достань из машины остальное, ладно?! — крикнула она на ходу. — И запри здесь все. Я, может быть, вернусь не скоро.

— Как скажешь, но… — Пэт умолкла, слыша, как хлопнула задняя дверь. Она еще постояла, потом пожала плечами и отправилась выполнять указание.

— Конец, — бормотала Шейн, топча сухие листья. — Хорошо еще, что он успел предупредить. — Она мчалась по тропинке меж голых деревьев. — Уже продан! — Бешенство опасно клокотало в горле.

Она издали увидела его дом, из трубы медленно поднимался в плотное синее небо дым. Шейн сжала зубы и прибавила шагу. Тишину нарушали хорошо знакомые монотонные, размеренные удары — бух-бух-бух, поэтому Шейн сразу побежала на задний двор.

Вэнс положил полено на пень, служивший ему колодой для рубки дров, ловко разрубил его надвое и тут же, не нарушая ритма, подхватил следующее. Шейн не стала тратить время на то, чтобы полюбоваться точностью и грацией его движений.

— Эй, вы! — закричала она, ударив себя кулаками по бедрам.

Вэнс взмахнул топором, лениво отмечая про себя, что в гневе, с блестящими глазами и пылающим лицом она чудо как хороша. Очередное полено раскололось на две части, которые упали по обе стороны пня. Рядом высилась внушительная куча дров, свидетельствовавшая о том, что работал он уже давно.

— Здравствуйте, Шейн.

— Что значит «здравствуйте, Шейн»? — выкрикнула она, подходя ближе. — Да как вы смеете?

— Многие считают, что здороваться при встрече — это нормально, — парировал Вэнс, принимаясь за следующее полено.

Шейн рукой смахнула полено на землю.

— Вы не имеете права вмешиваться в мои дела! — закричала она. — Срывать мне продажу, очень важную продажу. — В холодном воздухе ее дыхание превращалось в пар. — Да кто вы такой, чтобы говорить моим покупателям, что вещь уже продана? Если бы это даже было так, что неправда, какое ваше дело?

Вэнс спокойно поднял сброшенное ею полено. Он ждал ее и ждал ее негодования. Он действовал под влиянием порыва, но не жалел об этом — уж очень хорошо ему запомнилось выражение лица Шейн, с которым она показывала ему бабушкину радость и гордость, и он не собирался молча стоять и смотреть, как гарнитур выносят из дома.

— Вы же не хотите продавать гарнитур, Шейн.

От этих слов ее глаза еще ярче запылали гневом.

— Вас не касается, чего я хочу и чего не хочу! Я должна продать его. И я его продам! Если бы вы помалкивали, я бы уже его продала!

— Чтобы потом ненавидеть себя и вытирать слезы чеком, — возразил он, с размаху рубя полено. — Деньги того не стоят.

— Не говорите мне, чего они стоят. — Ее палец уперся ему в грудь. — Вы не знаете, что я чувствую. Вы не знаете, что я должна делать. А я знаю. Мне, черт побери, нужны деньги.

С убийственным спокойствием он обхватил рукой ее палец, сверливший ему грудь, подержал секунду и сбросил.

— Вы не настолько нуждаетесь, чтобы продавать то, что вам дорого.

— Сантиментами счетов не оплатишь. — Ее щеки побурели. — У меня в столе их полный ящик!

— Продайте что-нибудь другое! — тоже заорал он. Она смотрела на него, задрав голову, с пылающими от бешенства глазами. Желание защитить ее боролось в нем с желанием удушить. — У вас весь дом забит таким старьем!

— Старьем! — Это было объявлением войны. — Старьем! — Ее голос взлетел до небывалых высот.

— Сплавьте, в самом деле, другие вещи из своих запасов, — посоветовал он с хладнокровием, которое насторожило бы его деловых партнеров.

В ответ Шейн угрожающе зашипела сквозь стиснутые зубы.

— Вы ни черта в этом не смыслите. — Она толкнула его, так что он попятился. — Я отыскиваю самое лучшее, а вы… — она продолжала толкать его, — вы не отличите Хепплуайта от куска картона. Держите ваш пижонский нос подальше от моих дел, Вэнс Бэннинг! Я не нуждаюсь в советах профанов!

— Ну хватит, — пробурчал он. Сказав так, он ловко схватил ее поперек туловища и взвалил себе на плечо.

— Что вы делаете?! — завизжала она, отчаянно брыкаясь и колотя его по спине кулаками.

— Я несу тебя в дом, чтобы заняться с тобой любовью, — заявил он. — С меня довольно.

Сраженная наповал, Шейн перестала брыкаться.

— Чего?

— Что слышала.

— Ты с ума сошел! — Она возобновила бешеное сопротивление, колотя его по чем попало.

Вэнс вошел в дом через заднюю дверь.

— Отпусти! — кричала она, когда он проносил ее через кухню. — Я с тобой не пойду!

— Ты идешь туда, куда я тебя несу! — заметил он.

— Ты заплатишь за это!

— Да уж не сомневаюсь. — Он начал подниматься по лестнице.

— Немедленно отпусти, я с этим не смирюсь!

Ему надоели ее пинки, и он сорвал с нее туфли, бросил их через перила и крепче ухватил ее под коленями.

— Тебе еще не с таким придется сейчас смириться.

Она беспомощно извивалась в его хватке.

— Ну все, тебе конец. Я тебе этого не прощу. Если ты немедленно не отпустишь меня, ты уволен! — Шейн с визгом пронеслась по воздуху и тяжело шлепнулась на кровать. Задыхаясь от гнева, она вскочила на колени. — Идиот! — бушевала она. — Что ты делаешь?

— Я сказал тебе, что делаю. — Вэнс сорвал с себя куртку и отбросил в сторону.

— Если ты думаешь, что тебе позволено таскать меня и швырять, точно мешок сена, то ты крупно ошибаешься. — Вне себя от возмущения, Шейн смотрела, как он расстегивает рубашку. — Немедленно прекрати. Ты не заставишь меня заниматься с тобой любовью.

— Ах как страшно! — Вэнс стащил рубашку.

— Перестань. — Хотя она решительно уперла руки в бедра, ее негодование сникло. — Немедленно оденься.

Вэнс с невозмутимым видом уронил рубашку на пол и наклонился, чтобы снять ботинки.

— Думаешь, тебе достаточно бросить меня на кровать, и дело сделано?

— Да я еще не начинал, — возразил он, с грохотом роняя на пол второй ботинок.

— Ты безмозглый идиот! — Она швырнула в него подушку. — Я бы не позволила тебе прикоснуться ко мне, даже если бы… — тут она задумалась, подыскивая какое-нибудь оригинальное и особенно уничижительное оскорбление, но остановилась на самом безотказном, — даже если бы ты был последним мужчиной на земле.

Вэнс посмотрел на нее долгим взглядом и расстегнул ремень.

— Я тебе сказала: прекрати! — Шейн предостерегающе воздела палец. — Я не шучу. Не смей больше ничего снимать.

Вэнс потянулся к застежке на джинсах.

— Я серьезно. — Она уже смеялась.

Его руки замерли, глаза сузились.

— Оденься сейчас же! — велела она и зажала рот ладонью, чтобы не расхохотаться.

— И чего тут смешного? — удивился Вэнс.

— Да ничего, ровным счетом ничего. — Шейн повалилась на спину, изнемогая от хохота. — Что смешного? Да ничего, это очень серьезная ситуация. — Она судорожно била кулаками по кровати. — Человек стоит, раздевается, а лицо такое, будто он убить кого собрался. Куда уж серьезнее. И это лицо любовника, одержимого страстью!

Она смеялась, пока из глаз не брызнули слезы.

Вэнс улыбнулся. Подошел, сел рядом на кровать и обнял Шейн. Чем больше он старался успокоить ее, тем сильнее разгоралось ее веселье.

— Рад, что доставляю тебе такое удовольствие.

— О нет, — просипела она, — я просто убить тебя готова, но это было так романтично!

— Да ну?

— Да! Когда ты вдруг схватил меня и потащил! Ничто меня так не возбуждало!

— Правда? — Он очень осторожно провел губами по подбородку хохочущей Шейн.

— Ну разве что колючки!

— Колючки?

— Да, во втором классе, когда Билли Хаффман толкнул меня в шиповник. Очевидно, я провоцирую у мужчин приступы свирепой страсти.

— Очевидно, — согласился Вэнс и стал заправлять ей волосы за уши. — Я уже испытал несколько таких приступов. И кажется, они будут повторяться.

— Вэнс…

— Вот, сейчас начнется, — промычал он, целуя ее в шею.

— Мне нужно домой, — прошептала она и попыталась встать, но он удержал ее за плечи.

— А мне хочется знать, что еще тебя возбуждает. — Он прихватил зубами ее кожу. — Вот это?

— Нет, я…

— Нет? — усмехнулся он. — Ну, значит, что-то другое. — Он расстегнул пальто и пуговицы на ее блузке. — Это? — Его язык коснулся ее груди.

Шейн, хрипло вскрикнув, выгнулась ему навстречу. Он взял в рот сосок, упиваясь его вкусом, и ногти Шейн вонзились в его голые плечи. Но, стараясь погасить первую жаркую вспышку желания, Вэнс заставил себя отстраниться, чтобы все не кончилось слишком скоро. С того вечера в ресторане он нарочно соблюдал осторожность и дистанцию. Он не хотел торопить ее. Теперь, когда она была в его постели, он хотел подольше насладиться каждым мгновением. Он поднял голову и встретил пристальный взгляд ее расширившихся глаз. Мгновение они молча смотрели друг на друга. Затем Шейн медленно улыбнулась.

— Ну же, — прошептала она, притягивая к себе его голову и овладевая губами.

Их дыхание смешалось. Он стал осыпать легкими поцелуями ее лицо, вновь и вновь возвращаясь к ждущим его губам, чтобы каждый раз неторопливо смаковать их вкус, зная, что она вся тут и ничто не мешает ласкать ее, целовать, любить. Впервые ему гораздо больше хотелось доставить женщине удовольствие, чем получить самому, и оттого его поцелуи, от которых закипала его кровь, были так неторопливы. Пока он не ощутил, что желает большего, только губы и язык были его средством.

Вэнс, слегка приподняв ее, осторожно снял с нее пальто. Он так уверенно и бережно касался ее, что она даже не догадывалась о внутренней борьбе, которую он переживал. Затем он избавил ее и от блузки. У Шейн вырвался стон, когда он скользнул вниз по ее руке и прикусил кожу в сгибе локтя, а затем добрался до запястья.

Для Шейн окружающее перестало существовать. Для нее существовали только причудливые узоры, которые выводили на ее теле кончики пальцев Вэнса, и теплые дорожки его поцелуев. В забвении она запустила руки в густую копну его волос и наслаждалась его замедленными касаниями, от которых ее сердце билось быстрее. Она могла бы остаться в этом состоянии парения между страстью и безмятежностью навсегда.

Чередуя поцелуи и покусывания, Вэнс завладел ее сосками, ставшими горячими и твердыми, а потом спустился ниже. Ее тело стало отвечать ему. Они оба хрипло и прерывисто дышали. Теперь он чувствовал ее страсть и нетерпение. Она стонала, повторяла его имя, прижимала его к себе.

Но Вэнс по-прежнему не торопился. Он повторил томительное путешествие вокруг ее грудей, чувствуя ее судороги, ощущая шторм ее сердцебиения своими голодными и жадными губами.

— Такая мягкая, — шептал он, — такая красивая.

На мгновение он утратил контроль и зарылся в нее лицом. Шейн с призывным стоном потянулась к нему, ища его рот, но он скользнул ниже. Подхватив ее судорожно изогнувшиеся бедра, он провел языком по дрожащему животу. Шейн почувствовала, как он расстегнул пояс на ее джинсах, и подвинулась, чтобы помочь ему. Но он только сильнее прижался к ней губами. Она снова задвигалась, изгибаясь и предлагая себя, но он медлил, лениво выводя круги языком на ее животе.

Наконец он снял с нее джинсы и принялся ласкать мягкую плоть ее бедер, продвигаясь все ниже, по икрам до самых ступней. Ее сотрясали волны удовольствия.

На ее теле обнаружились неведомые ей ранее точки наслаждения. Когда его язык, как жалом, пронзал их, она чуть не лишилась рассудка.

Из ее полураскрытых губ, зовущих его, рвалась сама страсть, и он словно обезумел. Он больше не был нежен, вожделение завладело им без остатка. Его рот и пальцы были теперь повсюду. Если бы Шейн была в силах говорить, она умоляла бы взять ее. Мир вращался вокруг нее с устрашающей скоростью, поражающей воображение. Когда наконец их губы слились, он вошел в нее.

Подхваченные потоком неведомой энергии, они унеслись за границы разумного. Они питались силой друг друга, двигаясь все быстрее и быстрее, поднимаясь все выше и выше, пока не достигли пика, словно источника, и не припали к нему в изнеможении.

Вэнс не знал, как долго он пролежал без движения. Наверное, он даже дремал. Очнувшись, он обнаружил, что лежит в объятиях Шейн, уткнувшись головой ей в шею. Он был еще внутри ее и чувствовал последние легкие толчки ее стихающей страсти. Он не сразу открыл глаза, удивляясь, как можно одновременно чувствовать удовлетворение и возбуждение. Когда он осторожно пошевелился, боясь потревожить ее, она крепче прижала его к себе.

— Нет, — пробормотала она, — еще чуть-чуть.

Он тихо засмеялся, щекоча ей ухо своим дыханием.

— Ты можешь дышать?

— Я подышу позже.

Он снова уткнулся в изгиб ее шеи.

— Мне нравится твой вкус. С того первого поцелуя у меня была с этим проблема.

— Проблема? — лениво удивилась она, водя пальцем по его спине. — Ничего себе комплимент.

— Напрашиваешься? — Он прижался сильнее губами к ее шее. — Хорошо. Ты — самое изящное создание, которое я когда-либо встречал.

— Первый комплимент был немного более искренний, — усмехнулась Шейн.

Вэнс приподнял голову и взглянул на нее:

— Ты мне не веришь?

«Неужели она и вправду не понимает, что такие бархатные глаза и атласная кожа, не говоря уж о темпераменте, могут сделать с мужчиной? — думал он. — Неужели не осознает власти, которую дают невинно-чувственный рот и открытая, искренняя сексуальность? »

— Ну ладно, тогда я скажу, что мне нравится твой нос.

— Если ты сейчас назовешь меня милашкой, я тебе врежу.

Он усмехнулся и чмокнул ее в ямочки на щеках.

— Знаешь, как долго я этого хотел?

— С первой нашей встречи в магазине. — Она улыбнулась, видя, как недоверчиво он уставился на нее. — Я тоже это почувствовала. Это было, как будто я тебя ждала.

— Я был очень зол, — сказал Вэнс, потершись лбом о ее лоб.

— А я была потрясена. Я даже забыла в магазине кофе. А ты вел себя ужасно грубо в тот день.

— Я делал это нарочно, — признался Вэнс, целуя ее. — Я хотел от тебя отделаться.

— Думал, у тебя получится? Ты никогда не встречал решительно настроенных особ?

— Я бы и отделался, если бы не видел тебя каждый раз, стоило мне закрыть глаза.

— Ах, бедняжка!

— Тебе, конечно, меня искренне жаль. Ведь из-за тебя я лишился сна.

Шейн издевательски всхлипнула. Вэнс взглянул на нее — она крепко закусила верхнюю губу.

— Я бы тебя пожалела, — заверила она, — если бы твои страдания меня не радовали.

— В три часа утра мне частенько хотелось придушить тебя.

— Я в этом не сомневаюсь. Но зачем же тогда ты меня целуешь?

Вэнс без лишних церемоний ответил поцелуем на этот вопрос, так как утоленная недавно страсть начала возрождаться.

— В тот день, когда ты сидела в грязи и хохотала, я так тебя хотел. Черт возьми, Шейн, я несколько недель только о тебе и думал. — Его рот начал жадно терзать ее губы, и она почувствовала тот гнев, который так хорошо помнила. Ее рука утешающе коснулась его затылка.

Когда он поднял голову, их взгляды встретились, и они долго смотрели друг другу в глаза. Ее ладонь легла ему на щеку.

Такая неистовость, думала она, столько тайн.

Такая сладость и искренность, думал он.

— Я люблю тебя, — произнесли они разом и рассмеялись. Некоторое время они не двигались и не говорили. Казалось, что их дыхание тоже остановилось. Затем крепко обнялись, губы к губам, сердце к сердцу. Их отчаянный поцелуй стал нежным, утешающим, обещающим.

Вэнс с облегчением закрыл глаза, крепче прижал Шейн к себе и спросил:

— Ты дрожишь. Почему?

— Все слишком хорошо выходит, — ответила она тихо, — это меня пугает. Если бы я сейчас тебя потеряла…

— Ш-ш! — Он перебил ее, целуя. — У нас все хорошо.

— О, Вэнс, я так тебя люблю! Я все ждала, что ты тоже меня полюбишь, а теперь… Теперь мне страшно.

Он глядел на нее со странным чувством собственника. Теперь она принадлежала ему, и ничто не могло этого изменить. Никаких ошибок, никаких разочарований. Он услышал, как она прерывисто вздохнула.

— Я люблю тебя! — твердо сказал он. — Ты будешь со мной, поняла? Мы должны быть вместе, и мы оба это знаем. И ничто, черт возьми, ничто нам не помешает.

Он взял ее в диком и отчаянном порыве страсти, не обращая внимания на сомнения, стоявшие у него за спиной.

Глава 9


Когда Шейн проснулась, было темно. Она забыла, где она и который теперь час, но чувствовала глубокое внутреннее спокойствие и защищенность. Рука, обнимавшая ее, означала любовь, тихое дыхание рядом — что ее возлюбленный с ней.

Интересно, давно ли они спят. Она заснула на закате. Сейчас высоко в небе стояла луна, светившая в окно. Ее холодный белый свет косо падал на кровать. Шейн слегка отодвинулась и оглянулась на Вэнса. В неясном свете луны можно было разобрать очертания скул, сильного подбородка и прямого носа. Кончиком пальца она нежно очертила его рот. Пока он спал, можно было рассматривать его сколько душе угодно.

Его смуглое лицо с резкими чертами лица говорило о силе и даже о жесткости. Рот мог выражать жестокость, глаза — обжигать холодом. Даже в его любви была некая беспощадная власть. Рядом с ним женщина могла чувствовать себя безопасно, но не вполне спокойно. Жизнь с ним будет полна споров, страсти, требований.

«И он любит меня», — подумала Шейн со страхом и изумлением.

Вэнс пошевелился во сне, притянул ее к себе. Когда их обнаженные тела соприкоснулись, в ней глухо забилось желание. От его жара кожу слегка покалывало. Сердце беспорядочно колотилось, словно борясь с медленным и размеренным сердцебиением Вэнса. Ее страсть нарастала, но он лежал спокойно и видел сны.

Так будет всегда, думала она, кладя голову ему на плечо. С ним не заскучаешь.

Он не даст ей покоя. Но он был ее судьбой, и она знала это с самого начала. Она чувствовала такую близость к нему, будто они много лет были женаты.

Она долго лежала без сна, слушая его дыхание. «Он никогда не изменится», — сказала она себе. Она теснее прижалась к нему, чтобы почувствовать его запах. Шейн знала, что она на всю жизнь запомнит каждый миг, каждое слово, сказанное ими сегодня. Время не сотрет память о ее чувствах.

Вздохнув, она запечатлела невесомый поцелуй на его губах и подумала, не видит ли он ее во сне. Она хотела его, поэтому, закрыв глаза, пожелала, чтобы он тоже ее хотел. Затем осторожно высвободилась и соскользнула с кровати. Их одежда в беспорядке валялась на полу. Надев рубашку Вэнса, Шейн вышла из комнаты.

На подушке остался ее запах. Вэнс уснул с ощущением этого запаха. Он очень подходил Шейн: свежий, чистый аромат с нотой лимона. Даже во сне Вэнс был полон ею. Он повел затекшим плечом, где лежала ее голова, и понял, что один. Открыв глаза, он позвал ее.

Он испытал то же чувство потерянности во времени и пространстве, что и Шейн. Комната была залита тусклым лунным светом, и сначала он подумал, не приснилось ли это все ему. Но простыни, хранившие тепло ее тела, и запах остались с ним. Нет, это не сон, с облегчением понял он. Снизу потянуло жареным беконом. Он улыбнулся. До него донесся голос Шейн, напевающей какую-то простую песенку.

Она была на кухне. Вэнс лежал и прислушивался. Хлопали дверцы буфета, журчала вода, сильнее запахло беконом. Сколько же ему пришлось ждать, чтобы это случилось? Он и не подозревал, что ждет, но сразу понял, когда нашел ее. Она заполнила пустоту, которая годами грызла его, залечила старую гнойную рану. Она стала ответом на все его вопросы.

«А что ты ей дашь?» — требовательно спросила его совесть. Вэнс закрыл глаза. Он слишком хорошо себя знал, чтобы притворяться, будто с ним у нее будет спокойная, безмятежная жизнь — при его-то необузданном темпераменте и обширных обязанностях. В его жизни, в прошлом, настоящем и будущем, было слишком много сложностей. Даже эта их первая ночь должна была омрачиться присутствием нежелательной тени. Он должен рассказать ей об Амелии. Он думал об этом со смесью злости и страха.

К черту страхи, решил он, вскакивая с постели. Ни бывшая жена, ни требования ненасытного бизнеса не встанут между ними. Шейн сильная и все выдержит, решил он, гоня сомнения прочь. Да, у него есть прошлое, но оно было довстречи с ней! Ее, возможно, шокирует правда о том, что он президент мультимиллионной компании, но это будет приятная неожиданность. Он расскажет Шейн все без прикрас. И затем предложит ей выйти за него замуж. Если ему придется изменить что-то в работе, то он готов. В конце концов, он пожертвовал мечтой своей юности ради блага компании, но Шейн он не собирается жертвовать.

Натягивая джинсы, Вэнс раздумывал, как лучше ей сказать и — что еще важнее — как объяснить, почему он должен ей это рассказать.


Шейн добавила щепотку чабреца в суп из консервов, который разогревала, и, поднявшись на цыпочки, потянулась за глубокой тарелкой, стоявшей на полке. Рубашка задралась, оголив ее бедра. У нее были спутанные волосы и румяные щеки. Вэнс стоял в дверях, наблюдая за ней. Затем, в три широких шага, очутился у нее за спиной, обхватил за талию, уткнулся лицом во впадинку на шее.

— Я люблю тебя, — хрипло пробормотал он. — Боже, как же я люблю тебя!

Не успела она ответить, как Вэнс повернул ее и стал целовать. Ошарашенная, Шейн вцепилась в него, ноги у нее ослабели. Она отвечала на его поцелуи с равной страстью, пока он не отпустил ее. Вэнс взглянул на нее с высоты своего роста и улыбнулся.

— Если хочешь свести меня с ума, просто надень мою рубашку.

— И как же я раньше не догадалась! — Шейн обвила руками его шею. — Я подумала, что ты проголодаешься. Уже десятый час.

— Ну, я спустился на запах, — объяснил Вэнс.

— Ах! И только поэтому?

— А почему еще?

Ее ответ потонул во взрыве смеха.

— Мог бы придумать еще что-нибудь!

— Если ты настаиваешь, то я скажу, что соскучился по тебе. — Он целовал ее, пока она не начала задыхаться. — Что я проснулся и потянулся к тебе, потом лежал и слушал, как ты хозяйничаешь на кухне, и думал, что я никогда не был таким счастливым. Это годится?

— Да…

Его руки скользнули под просторную рубашку. На сковороде шипели и подпрыгивали ломтики бекона.

— Перестань, а то еда подгорит.

— Какая еще еда? — Ему нравилось, что она раскраснелась и, тяжело дыша, вырывается от него.

— Томатный суп с моей фирменной приправой и сэндвичи-премиум с беконом.

Он не отпустил ее, снова уткнулся лицом ей в шею.

— Пахнет вкусно. И ты тоже.

— Да это твоя рубашка! — воскликнула она, выкручиваясь из его рук. — Она пахнет стружкой. — Шейн ловко выложила шипящий бекон на тарелку, чтобы стек жир. — Если хочешь кофе, то вода еще горячая.

Вэнс наблюдал, как она готовит их скромную трапезу. Ее присутствие все меняло. Он ведь и сам частенько занимался тем же, но Шейн наполнила кухню жизнью. Он, конечно, все отремонтировал и отделал, но дом был пуст, теперь он это понимал и чувствовал, что без нее он всегда будет пуст.

Без нее у него вообще не будет жизни. Ему припомнился большой белый дом в престижном пригороде Вашингтона — дом, который он купил для Амелии. Там был овальный плавательный бассейн, образцовый розарий с выложенными плиткой дорожками, теннисный корт. Две горничные, садовник и повар. Когда Амелия была жива, у нее была третья, ее личная горничная. Ее гардеробная была больше, чем эта кухня. Там была гостиная с горкой из розового дерева, которая наверняка понравится Шейн, и тяжелые дамастовые шторы, которые она забракует.

Но потом Вэнс подумал, что он туда не вернется, не заставит Шейн жить с призраками. Однако сначала он расскажет ей о своей прошлой жизни и о работе. А уж тогда вчерашний день можно будет похоронить.

— Шейн…

— Садись, — велела она, разливая суп по тарелкам. — Я просто умираю от голода. Я сегодня без обеда, потому что как раз в это время торговалась за чудесный шеридановский столик. Часы мне обошлись дороже, чем рассчитывала, но я выиграла на столе и солонках.

— Шейн, мне нужно с тобой поговорить.

Она разрезала сэндвич надвое.

— О'кей, говори. Я могу слушать, говорить и есть одновременно. Ой, я возьму молоко. Даже на мой вкус этот растворимый кофе ужасен.

Она бегала туда-сюда, ставила на стол посуду, заглядывала в холодильник. Вэнс снова вспомнил свою жизнь до нее — спешка, требования, нелюбимая работа… Если ее не будет… Нет, эта мысль была ему невыносима.

— Шейн. — Он заставил ее остановиться, ухватив за руки. Она с удивлением посмотрела на него. — Я люблю тебя. Ты мне веришь? — Он больно сжал ей руки, но она не подала виду.

— Да, верю.

— Ты примешь меня таким, каков я есть?

— Да, — ответила она без малейшего колебания.

Вэнс обнял ее и зажмурился. Может быть, потом? Еще несколько часов без прошлого, без вопросов. Это не так много.

— Я должен тебе кое-что рассказать. Но… не сейчас. Сейчас я только хочу сказать тебе, что я тебя люблю.

Чувствуя его смятение и желая утешить, Шейн посмотрела на Вэнса и сказала:

— Это все, что я сегодня хочу слышать. Я люблю тебя. И что бы ты ни говорил мне потом, это ничего не изменит.

Она прижалась губами к его щеке. Он явно успокоился. Как бы ей ни было интересно узнать, что его так тревожит, она не собиралась обсуждать это в их первую ночь. Проблемы нужно решать днем.

— Садимся за стол, — сказала она, — а то все остынет. Я люблю, когда моим изысканным кушаньям отдают должное.

— Это я и делаю. — Он снова поцеловал ее. — И тебе тоже. Идем в гостиную.

— В гостиную? — Шейн удивилась, но тут же догадалась: — Ах, там, должно быть, теплее.

— Вот именно.

— Я подбросила дровишек в огонь, когда спустилась.

— Какая ты у меня умница, — с восхищением проговорил Вэнс, беря ее за руку и ведя в гостиную.

— Вэнс, мы не взяли еду.

— Какую еду?

Шейн засмеялась, хотела вернуться, но он подтолкнул ее в полупустую комнату, освещаемую светом огня в камине.

— Вэнс, суп придется подогревать заново.

— Это точно, — ответил он, расстегивая на ней рубашку.

— Вэнс! — Она оттолкнула его руку. — Не валяй дурака!

— Дурака не валяю. — И он опрокинул ее на плетеный коврик на полу.

— Но я не стану больше его разогревать, — сказала она, пока он, приподнявшись на локте, расстегивал нижние пуговицы.

— Никто тебя не осудит. — Он распахнул рубашку. — Его можно есть и холодным.

— Он будет ледяной!

— Ты что, голодная?

На щеках Шейн обозначились ямочки.

— Да! — Она подтолкнула Вэнса, и он упал на спину.

Шейн жадно стала его целовать.

Ее энергия и готовность ошеломили его. Он-то собирался сначала раздразнить ее, растревожить ее желание, но этого не потребовалось. Ее острые зубки и жадный язык воспламенили его так быстро, что он мог бы тотчас ее взять. Ее руки ласкали его голову, плечи и грудь, ища и находя точки наслаждения.

Когда он потянулся, чтобы снять с нее рубашку, то с удивлением заметил, что его пальцы дрожат. Шейн издала короткий нервный смешок.

— Не так скоро, — шепнула она ему в ухо, — не торопись.

Он чертыхнулся, но стон заглушил проклятие, когда ее губы приникли к его шее. Взаимное желание уже заявляло свои права, но она хотела довести его возбуждение до предела. Ее поцелуи делали его покорным и уязвимым, его кожа стала горячей и влажной. Он тоже ласкал ее, но словно во сне или в отчаянии. Его сила и власть подчинились ей.

Свет от огня прыгал и плясал по комнате. Треснуло и развалилось надвое полено, подняв тучу искр. Камин задымил, но они ничего не замечали.

Прижавшись к груди Вэнса, Шейн слушала громовые удары его сердца и частое, прерывистое дыхание. Она снова овладела его ртом и целовала глубоко и долго, зная, что пьет его силы. Она наслаждалась своей властью.

Он прошептал ее имя, будто видел ее во сне. Она осмелела и стала покрывать стремительными поцелуями его грудь, плоский мускулистый живот. Вэнс содрогался, словно его жгли огнем. Губы Шейн прижимались к горячей коже, вырывая у него стоны, ее язык начал свое путешествие. Вэнс принадлежал ей, и она познавала его секреты. Она ощущала себя способной на все. Ею владела страсть исследователя. С жадным любопытством она дала волю рукам и губам, познавая вкус своего мужчины.

Она осторожно расстегнула его джинсы и стала их стаскивать. Губы повторяли маршрут ее рук. Он звал ее, хрипло и отчаянно, но она, словно не слыша, увлеченно исследовала тугие мышцы его бедер, стройные икры и лодыжки. Пальцы, губы, зубы и язык были ее инструментами. Вэнс то бормотал, то издавал короткие, прерывистые вздохи. Его мускулинность имела аромат тайны. Шейн чувствовала, что никогда не насытится им.

Вэнс находился за гранью реальности. Тонкие пальцы и вездесущий язык Шейн причиняли ему сразу боль и наслаждение. Он жаждал ее ласк и одновременно хотел остановить их, пока не сошел с ума. Когда ее влажный рот снова прошелся снизу вверх по его животу и груди, он громко вскрикнул:

— Шейн, ради бога…

И тогда она с торжествующим вздохом отдалась ему.

Вэнс схватил ее за плечи, грубо опрокинул, подмял и пронзил со всей бешеной и отчаянной силой, что накопилась в нем. Тяжелый молот страсти грохотал в его крови.

Она вскрикнула, выгибая бедра навстречу. Он двигался быстрее и быстрее, мощнее и мощнее, не чувствуя, как ее ногти впиваются в его тело, не слыша ее хриплого, быстрого дыхания. Она прижимала его к себе, желая еще большей близости, но он уже не мог быть ближе, вознеся ее и себя до недосягаемой высоты. От падения у обоих захватило дух.

Она лежала под ним потрясенная, дрожащая, ослабевшая и все-таки сильная. Вэнс нащупал ее руку, обхватил запястье, так что его большой и указательный пальцы сомкнулись.

— Ты такая маленькая, — пробормотал он. — Я не хотел быть грубым.

Шейн запустила пальцы в его волосы.

— А ты был грубым?

— Шейн, ты сводишь меня с ума. Я не привык так обращаться с женщинами.

— Не думаю, что сейчас подходящее время, чтобы об этом говорить, — сухо ответила она.

Он приподнялся на локте, чтобы видеть ее лицо.

— Лучше будет, если я скажу тебе, что ты провоцируешь во мне приступы свирепой страсти?

— Куда лучше.

— И это правда, — вздохнул он.

Шейн улыбнулась, потрогала его бицепсы.

— Ты об этом жалеешь?

— Нет, вовсе нет. — Он оборвал ее, накрыв губами ее губы.

— На самом деле, — менторским тоном сказала она, когда он позволил ей говорить, — это справедливо. Потому что ты делаешь то же самое со мной.

Ему нравилось, когда у нее такой сонный, довольный вид — припухший рот, спокойные влажные глаза под тяжелыми веками.

— Железная логика. — Он нежно очертил пальцем ее скулы, представляя себе, каково было бы просыпаться рядом с ней каждое утро.

Шейн взяла его руку, прижала ладонь к губам.

— Я люблю тебя, Вэнс. Тебе пока не надоело это слышать?

— Нет. — Он поцеловал ее лоб и виски и обнял покрепче.

Шейн уютно свернулась калачиком у него под боком.

— Огонь, кстати, догорает.

— М-м-м…

— Нужно подбросить полено.

— М-м-м…

— Вэнс! — Она подняла голову и посмотрела на него: его глаза были закрыты. — Не смей спать! Я голодная.

— Боже, что за ненасытное создание… — Он коснулся ее груди.

— Я есть хочу! — заявила она, но руки его не сбросила. — Иди и разогрей суп.

— О? — Вэнс обдумывал ее заявление, лениво теребя ее сосок. — А ты не боишься, что я сделаю что-нибудь не так?

— Нет. Я тебе полностью доверяю.

— Ну, я так и думал, — сказал он, вставая и поднимая с пола свои джинсы. Надев их, он наклонился и быстро чмокнул ее в губы. — А ты пока подбрось дровишек.

После его ухода Шейн лежала и слушала убаюкивающее шипение огня. Она плотнее укуталась в фланелевую рубашку Вэнса, ощущая его запах, оставшийся с ней. Неужели он и правда так в ней нуждается? Да, он нуждался в ее любви и страсти, но у нее было чувство, что это не все. Он хотел, чтобы она была рядом. Словно она помогала ему справиться с раздражением, одолеть недоверие. Интересно, думала Шейн, что иногда заставляет его прятаться за маской цинизма? Он говорил, что лишился своих иллюзий. На чей счет? Женщины, друга, идеала?

Шейн в раздумье смотрела на шипящие красные угли. Злость его никуда не делась. Это чувствовалось, когда он спросил, примет ли она его таким, каков он есть. Терпение, сказала она себе. Немного терпения, и он выложит ей все свои секреты. Но как трудно любить и не пытаться помочь! Покачав головой, Шейн села и стала застегивать рубашку. Она обещала ему говорить сегодня только о любви и намерена была сдержать слово. С решением проблем можно повременить до завтра. Осталось не так уж долго. Положив в огонь дров, она пошла на кухню.

— Ты почти вовремя, — сказал Вэнс, когда она вошла. — Терпеть не могу, когда еда остывает.

Шейн взглянула на него.

— Ах, как невежливо с моей стороны.

Поставив тарелки на стол, Вэнс передернул плечами.

— Да нет, ничего, все в порядке, кофе будешь?

— Нет, только не твой кофе, — ответила она, садясь за стол. — Он у тебя отвратительный.

— Если бы кое-кому действительно было до этого дело, то он бы позаботился о том, чтобы утром у меня был приличный кофе.

— Идея! — Шейн подняла ложку. — Я куплю тебе кофеварку. — Она попробовала суп и даже зажмурилась от удовольствия: суп был горячий и душистый. — Боже, я умираю с голоду!

— Не надо было пропускать обед, — усмехнулся Вэнс, принимаясь за еду. Оказалось, что он тоже порядком проголодался.

— Оно того стоило. Я купила превосходный шеридановский стол и только собралась поужинать, как меня отвлекли. — Она прищелкнула языком.

Вэнс взял ее руку, поднес к губам и вдруг укусил за костяшки пальцев.

— Ой! — Шейн вырвала у него руку. — Но я же не говорила, что это было неприятно! Даже если ты довел меня до белого каления.

— Так же, как и ты меня.

— Я, по крайней мере, держала себя в руках. — Она смерила его таким холодным взглядом, что он едва не поперхнулся. — Ведь я хотела тебя побить. Сильно.

— И я.

— Ты не джентльмен, — упрекнула она его с полным ртом.

— О нет, — согласился он и замолчал, подбирая слова. — Шейн, ты все-таки пока не продавай гарнитур, ладно?

— Вэнс, — начала она, но он снова взял ее за руку.

— Не говори мне, что я не имею права вмешиваться. Я люблю тебя.

Шейн хмуро помешивала ложкой в тарелке. Она не хотела признаваться, что с деньгами у нее туго, а сроки по оплате счетов поджимали. Да и просто не хотелось взваливать на Вэнса свои проблемы.

— Я знаю, ты это сделал потому, что беспокоишься обо мне, — медленно проговорила она, — и я тебе признательна. Но мне нужно, чтобы бизнес работал.

— И ради этого ты продашь единственную вещь, которая осталась у тебя от бабушки? — По выражению ее лица он сразу понял, что попал в болевую точку. — Шейн… — Он сжал ее руку.

— Нет. Мне это тяжело, и я не стану притворяться, что это не так. Но я должна быть практичной. В конце концов, у меня даже нет места, чтобы хранить этот гарнитур, а он дорогой. Денег, которых он стоит, мне хватит, чтобы продержаться… — Она осеклась и покачала головой. — Не знаю, понимаешь ты или нет, но чем дольше я его держу, тем тяжелее мне с ним расставаться. Лучше покончить все разом.

— Продай его мне. Я…

— Нет!

— Шейн, послушай меня.

— Нет! — Она вырвала у него свою руку, отошла, встала у мойки. Некоторое время молча смотрела в окно на деревья, залитые лунным светом. — Это очень мило с твоей стороны, но я не могу пойти на такое.

Вэнс в отчаянии шагнул к ней. С чего же ему, интересно, начать?

— Шейн, ты не понимаешь. Мне невыносимо видеть, как ты страдаешь, как ты надрываешься, когда я могу…

— Не надо, Вэнс. — Шейн обернулась. Ее взгляд был решительным. — Я делаю то, что должна и что хочу. Но я еще больше люблю тебя за то, что ты хочешь помочь.

— Ну так позволь мне помочь! Если дело только за деньгами…

— Да будь ты даже миллионером, я бы не согласилась!

Не зная, смеяться ему или ругаться, Вэнс обнял Шейн и привлек к себе.

— Ты упрямая как осел. А я мог бы тебе помочь. Я тебе сейчас все объясню.

— Мне не нужна помощь, даже от тебя. Пожалуйста, постарайся понять. Всю жизнь я была милашка Шейн Эббот, приятная, хотя немного странная внучка Фей Эббот. Я должна чего-то достичь самостоятельно, доказать, что я чего-то стою.

Вспомнив, как тяжко ему приходилось, когда все вокруг считали его не более чем сыном Мириам Ривертон Бэннинг, Вэнс вздохнул. Да, он понимал. И это не позволило ему объяснить, как просто он мог бы помочь.

— Ладно, ты и вправду милашка, — сказал он, чтобы ее рассмешить.

— Это не способ ко мне подольститься, — предостерегла она. — Я мою, ты вытираешь.

— Что?

— Посуду.

Он обнял ее за талию.

— Не вижу никакой посуды. У тебя чудесные глаза — как у кокер-спаниеля.

— Вэнс. — Шейн угрожающе повысила голос.

— Мне нравятся твои веснушки. — Он чмокнул ее в нос. — Такие, наверное, были у Бекки Тэтчер. Не зря Том Сойер в нее влюбился.

— Ты напрашиваешься на неприятности. — Ее глаза превратились в две щелки.

— И твои ямочки, — весело продолжал он. — Наверное, у нее тоже были ямочки, как ты думаешь?

Шейн кусала губы, пытаясь сдержать улыбку.

— Заткнись, Вэнс.

— Да, миленькое личико, я бы сказал.

— Ну все, хватит с меня. — Шейн начала вырываться.

— А куда ты собралась?

— Домой! — торжественно заявила она. — А ты сам мой свою посуду.

— Придется снова применить насилие, — вздохнул Вэнс.

Шейн начала всерьез вырываться.

— Вот только перекинь меня через плечо — и ты уволен!

Схватив под колени, Вэнс поднял ее и спросил:

— А если так?

— Ну, так еще ладно, — недовольно пробурчала она и обняла его за шею.

— А так? — Он нежно прикоснулся губами к ее губам.

— Так еще лучше.

Он вынес ее из кухни.

— А куда мы идем?

— Наверх, — ответил он. — Я должен забрать у тебя рубашку.

Глава 10


— Да, конечно, из нее можно сделать электрическую, — сказала Шейн, проводя пальцем по тонкой фарфоровой ножке масляной лампы.

— Ну вот, я так и думала. — Миссис Трип, посетительница, закивала аккуратно причесанной седой головой. — Мой муж умеет обращаться с электричеством.

Шейн вымученно улыбнулась. У нее щемило сердце, когда она представляла себе, что ожидает эту несчастную хрупкую лампу.

— Но знаете, — начала она, пробуя переменить тактику, — масляная лампа может сослужить хорошую службу, если вдруг отключат электричество. Я сама на всякий случай держу несколько таких ламп.

— Да-да, милочка, — с готовностью согласилась миссис Трип, — но у меня для этого есть свечи. А лампу я поставлю на столик рядом с креслом-качалкой, где обычно вяжу.

Зная о цене этой вещи, Шейн все-таки не удержалась и добавила:

— Если вам нужна электрическая, миссис Трип, то купите лучше электрическую копию. Она и обойдется вам дешевле.

— Но такая лампа не будет настоящей антикварной лампой, верно? — улыбнулась миссис Трип. — У вас есть для нее коробка?

— Да, конечно есть, — ответила Шейн, видя, что все аргументы бесполезны. Покупательница не понимала, что переделка лишит лампу очарования и снизит ее ценность. Она выписала чек, утешая себя мыслью, что денег от продажи хватит на оплату счета за электричество.

— О боже, какая прелесть! — всплеснула руками миссис Трип, увидев кобальтовый чайный сервиз, сиявший в лучах солнца. Роспись из золотых листьев украшала края чашек и блюдец.

— Он чудный! — согласилась Шейн и закусила губу, глядя, как старушка вертит в руках сахарницу. Увидев ценник на одной из чашек, та выгнула бровь. — Он продается только целиком, — стала объяснять Шейн, — это старинный сервиз девятнадцатого века…

— Я должна его иметь, — решительно заявила миссис Трип. — Я поставлю его в сервант. — Она с улыбкой посмотрела на удивленную Шейн. — Скажу мужу, чтобы купил его мне на Рождество.

— Я его для вас упакую, — сказала Шейн, не менее миссис Трип довольная этой идеей.

— У вас чудесный магазин, — похвалила Шейн старушка, когда та стала упаковывать сервиз. — Я заехала, потому что увидела указатель внизу у холма, и мне стало интересно, что же здесь такого продают. Оказалось, это вовсе не сарай, набитый разным хламом, как на домашней распродаже.

Шейн рассмеялась и поблагодарила ее.

— И музей тут к месту, — продолжала она. — Словом, отличная идея и отличное ее воплощение. В следующий раз я возьму с собой племянника. Вы замужем, милочка?

— Нет, мэм, — ответила удивленная таким поворотом Шейн.

— Очень хороший мальчик, — заверила ее миссис Трип. — Обстоятельный. Врач-терапевт. — Она вытащила чековую книжку и кошелек. — У меня тут его портрет.

Шейн из вежливости взглянула на фотографию симпатичного молодого человека с серьезным выражением лица и сказала:

— Он очень привлекательный. Вы можете им гордиться.

— Да-да, — кивнула ободренная ее словами покупательница, убирая кошелек в сумку. — Как жаль, что он пока не нашел себе хорошую девушку. Я обязательно возьму его с собой. — Не моргнув глазом, миссис Трип выписала чек.

Это было нелегко, но Шейн сохраняла серьезную мину, пока за старушкой не захлопнулась дверь. Затем она шлепнулась на стул и расхохоталась. Она не знала, пожалеть или поздравить племянника миссис Трип с такой преданной тетей, и решила обязательно рассказать Вэнсу, как ее чуть не сосватали. Он поднимет бровь и сострит что-нибудь об ее умении очаровывать пожилых теток, готовых вручить ей самое дорогое, что у них есть, — племянников. Шейн уже довольно хорошо его изучила.

Она посмотрела на часы: до прихода Вэнса оставалось два часа. Она обещала угостить его ужином, что предполагало нечто более затейливое, чем суп из консервов и сэндвичи, которые они поглощали накануне вечером. Она решила приготовить ростбиф и какой-нибудь сногсшибательный десерт. На мысли о десерте дверь снова открылась.

Вошла Лори Макэйфи в длинном светло-коричневом пальто, застегнутом на все пуговицы.

— Шейн, — сказала она, видя, что та развалилась на стуле в непринужденной позе, — ты не занята?

Шейн улыбнулась, но со стула не встала.

— Сейчас пока нет. Как поживаешь, Лори?

— Отлично. Я сегодня отпросилась с работы, чтобы поехать к зубному, ну и потом решила заглянуть сюда.

Шейн предполагала, что Лори сообщит ей, что осмотр показал великолепное состояние ее зубов, но та не стала распространяться на эту тему.

— Ты на экскурсию? — Шейн встала.

— С удовольствием прогуляюсь тут, — сказала Лори, оглядываясь. — Какие милые вещицы.

— Спасибо, — поблагодарила Шейн с напускной скромностью, но Лори не обратила на ее тон внимания. Шейн снова подивилась тому, как она подходит Саю.

— Как тут все изменилось, — сказала Лори, обходя медленным, размеренным шагом летнюю гостиную. К своему удивлению, она не обнаружила в ней ни единого изъяна. Комната была хоть и небольшая, но светлая и просторная, со стенами цвета слоновой кости, сияющим деревянным полом и дорожками ручной работы. Мебель выигрывала от верной расстановки, все предметы были тщательно подобраны, и помещение скорее имело вид изящной жилой комнаты, чем магазина.

Расстегнув верхние пуговицы на пальто, Лори направилась в главный зал.

— А почему здесь все по-старому? Даже обои? — воскликнула она, остановившись на пороге.

— Да, — подтвердила Шейн, не в силах отвести глаз от столового гарнитура. — Я не хотела ничего менять. Я слишком люблю столовую.

— Должна признаться, ты меня удивила, — сказала Лори, осматривая кухню. — Чисто, аккуратно, не то что раньше у тебя творилось.

— В моей комнате и сейчас так, — сухо парировала Шейн.

Лори хихикнула и пошла в музей.

— Да, этого я и ожидала. Ты всегда была докой в таких вещах, даже странно.

— Потому что больше ничего не умею?

— Ах, Шейн… — Лори покраснела, потому что догадка Шейн попала в самую точку.

— Ну, извини. — Шейн потрепала ее по руке. — Я хотела тебя поддразнить. Я бы пригласила тебя на второй этаж, но там пока ремонт. К тому же я не могу отлучиться из магазина, у Пэт сегодня занятия.

— Да, я слышала, что она у тебя работает. Молодец, что предложила ей работу.

— Она мне очень помогает. Не знаю, как бы я и справилась без нее.

Лори снова пустилась бродить по магазину, а Шейн, теряя терпение, наблюдала за ней, понимая, что при таком раскладе времени у нее хватит только на то, чтобы приготовить шоколадный пудинг из порошка.

— Ах, какая прелесть! — искренне восхитилась Лори, когда увидела шеридановский стол. — Он выглядит как новый!

Это было уже слишком. Шейн не выдержала и расхохоталась.

— Нет, он не новый, — заверила она нахмурившуюся Лори. — Ты не поверишь, сколько людей считают, что антиквариат — это просто рухлядь какая-то. Он и правда старый, просто хорошо сохранился.

— И дорогой, — добавила Лори, с прищуром рассматривая ценник. — Но он как раз подошел бы к стулу, который мы с Саем недавно купили… Ой… — Она обернулась и виновато взглянула на Шейн. — Не знаю, слышала ли ты… В общем, я хотела с тобой поговорить.

— О Сае? Я знаю, что вы встречаетесь.

— Да. — Поколебавшись, Лори стряхнула с рукава несуществующую нитку. — И не только. Видишь ли, мы… — Она кашлянула, прежде чем продолжить. — Шейн, мы собираемся пожениться в будущем июне.

— Мои поздравления, — сказала Шейн так просто, что Лори вытаращила глаза.

— Надеюсь, ты не огорчилась. — Лори стала нервно крутить ремешок сумки. — Я знаю, что Сай и ты… хотя прошло уже несколько лет, но все равно…

— Я желаю вам всего самого доброго, Лори, — искренне сказала Шейн, но не удержалась и добавила: — Ты подходишь ему гораздо больше, чем я.

— Я тебе очень признательна, Шейн. — Лори покраснела. — Я боялась, что ты… То есть Сай — просто чудо…

А она не прикидывается, с некоторым удивлением подумала Шейн. Она его и вправду любит. Ей стало разом стыдно и весело.

— Надеюсь, вы счастливы, Лори.

— Мы будем счастливы, — просияла Лори и твердо прибавила: — И я куплю у тебя этот стол.

— Нет, я дарю его вам. Считай, что это мой подарок вам на свадьбу.

Лори открыла рот от изумления.

— О нет! Я не могу. Он такой дорогой!

— Лори, мы знакомы тысячу лет, и Сай стал важной частью моего… — она замялась, подыскивая верное слово, — взросления. Мне бы хотелось сделать вам такой подарок.

— Что ж, спасибо, — бормотала Лори, ошарашенная такой щедростью. — А уж Сай как будет рад!

— Пожалуйста, — улыбнулась Шейн. — Помочь тебе отнести стол в машину?

— Нет-нет, я сама справлюсь. — Подняв маленький столик, Лори остановилась. — Шейн, я желаю огромных успехов твоему бизнесу. Честное слово. — В дверях она неловко замялась. — До свидания.

— Пока, Лори.

Закрыв за Лори дверь, Шейн тут же выкинула их с Саем из головы. Теперь до приезда Вэнса оставалось немногим более часа. Она бросилась запирать музей. Если она поспешит, то может успеть. Черт побери! Опять кого-то несет! Заслышав шум приближающейся машины, она отперла дверь. Бизнес есть бизнес. Если Вэнс захочет десерт, ему придется довольствоваться пачкой печенья из магазина. На крыльце раздались шаги. Она с широкой улыбкой распахнула дверь. Но ее улыбка тут же испарилась.

— Энн, — промямлила она не своим голосом.

— Дорогая! — Энн наклонилась и коснулась щекой ее щеки. — Что это с тобой? Можно подумать, ты не рада меня видеть.

Шейн сразу заметила, что ее мать прекрасна как всегда. Ни морщин на бледном сердцевидном лице, ни седины в роскошных струящихся белокурых волосах. Те же ярко-голубые фарфоровые глаза. На ней было дорогое манто из голубого песца и шелковые брюки, несуразные в такое время года в восточном штате. Ее красота, как и прежде, вызвала у Шейн смешанное чувство любви и обиды.

— Отлично выглядишь, Энн.

— Спасибо. Хотя, наверное, я выгляжу ужасно после этой жуткой дороги из аэропорта. Ведь ехать пришлось к черту на кулички. Шейн, детка, когда ты приведешь в порядок свои волосы? — Она окинула дочь критическим взглядом. — Понять не могу, почему… О боже! Что ты тут сделала!

Она пораженно оглядела комнату — витрины, полки, этажерку с открытками.

— Только не говори, что ты открыла музей Гражданской войны прямо у себя в гостиной. Не поверю!

Шейн сложила руки на груди, чувствуя себя по-дурацки.

— Разве ты не видела указателя?

— Указателя? Нет. Но я, может быть, не обратила внимания. Шейн, что все это значит? — Острый взгляд Энн шарил по комнате.

Решив не поддаваться страху, Шейн развернула плечи и храбро ответила:

— Я открыла свое дело.

— Ты? — Энн весело рассмеялась. — Но, дорогая, ты меня разыгрываешь!

Шейн покоробило недоверие матери, и она обиженно выпятила подбородок.

— Нет.

— Ах ты боже мой! — хохотнула Энн, рассматривая в витрине погнутый горн. — А что с твоей работой в школе?

— Я уволилась…

— Что ж, нельзя тебя в этом винить. Должно быть, это было смертельно скучно. — Она отзывалась о бывшей работе Шейн как о сущей безделице. — Но зачем тебе понадобилось возвращаться сюда и хоронить себя в этой дыре?

— Здесь мой дом.

— Хм… — Энн разглядывала этажерку с открытками. — Да, каждому свое. А остальное ты тоже переделала? — Не успела Шейн ничего ответить, как Энн уже вплывала в магазин. — Ах, только не говори мне, что ты взялась торговать антиквариатом! Необычно и со вкусом. Вот это да! Ты молодец, дорогая. — Наметанный глаз Энн сразу определил несколько весьма неплохих вещей. Подумалось, что дочь не такая дура, какой она ее привыкла считать. — Что ж… — Энн небрежно бросила манто на стул. — И давно ты так живешь?

— Недавно. — Шейн так и стояла, не двигаясь с места, смущенная тем, что эта странная прекрасная женщина все же притягивает ее. Но она также знала, что мать опасна.

— И?.. — подсказала Энн.

— Что «и»?

— Шейн, будь проще. — Скрывая досаду за очаровательной улыбкой, Энн прибавила: — Я ведь беспокоюсь о тебе, детка. Я хочу знать, как ты поживаешь.

Мать Шейн была актрисой. Она не добилась того успеха, на который рассчитывала, но изредка все же мелькала в кино в ролях второго плана. Это позволяло ей, как она считала, безупречно изображать дружелюбие в разговоре с дочерью.

Устыдившись собственной неприветливости, Шейн немного смягчилась.

— Неплохо, хотя открылась я совсем недавно. Работа в школе меня не устраивала. Нет, мне не было скучно, просто это не для меня. А здесь я счастлива.

— Дорогая, как это чудесно! — Энн снова пришло в голову, что Шейн вовсе не безнадежна. Для того чтобы открыть свое дело, нужны мозги и решительность. — Как приятно знать, что жизнь у тебя налаживается, особенно потому, что моя жизнь сейчас меня совсем не радует. Ведь я развелась с Лесли.

— Вот как? — Шейн приподняла бровь. Равнодушие дочери на миг смутило Энн, но лишь на миг.

— Ты представить себе не можешь, — продолжала она, — как я в нем ошибалась! Я очень его любила и так обманулась, думая, что он добрый и славный человек. — Она не стала уточнять, что Лесли не удалось добыть для нее несколько ролей, которые должны были, по ее мнению, принести ей громкую славу, и тогда она начала окучивать другого продюсера. — Что может быть ужаснее, чем разочарование в любимом человеке?

«Ничего, тебе не впервой», — подумала Шейн, но вслух ничего не сказала.

— Последние месяцы, — вздохнула Энн, — принесли мне немало горя.

— Да, всем нам пришлось нелегко, — согласилась Шейн. — Бабушка умерла полгода назад. Ты не соизволила приехать на похороны. У тебя даже не нашлось времени позвонить или послать телеграмму. Ты так и не ответила на мое письмо.

К этому Энн подготовилась. Печально вздохнув, она уронила взгляд на свои мягкие холеные руки.

— Я ужасно себя корила, дорогая. Но у меня заканчивались съемки фильма, и заменить меня было некем. — Ее прекрасные глаза наполнились слезами. — Детка, не будь ко мне жестока. Я не могла… я просто не могла положить слова на бумагу. Бабуля хоть и была стара, но я думала, она будет жить вечно. — Вынув из кармана шелковый платок, Энн осторожно, чтобы не смазать тушь, промокнула глаза. — Получив твое письмо, я была вне себя от горя. Кому, как не тебе, понять мои чувства? Ведь она вырастила меня. — Энн всхлипнула. — Мне до сих пор кажется, что она на кухне, хлопочет у плиты.

Оттого что этот образ рвал и ее сердце, Шейн опустилась на колени у ног матери. У нее не было родных, не с кем было разделить мучительные, тоскливые часы и дни, которые наступили, когда прошло оцепенение. Пусть их с матерью ничего не связывало на протяжении всей жизни, но, может быть, свяжет это горе?

— Я понимаю, — глухо проговорила она. — Мне самой ужасно ее не хватает.

Энн обрадовалась, видя, что ее маленький спектакль возымел успех.

— Шейн, пожалуйста, прости меня. — Энн схватила дочь за руки и добавила дрожания в голос. — Я знаю, что поступила дурно, не приехав. Мне нет оправдания. Мне недостало сил. Даже сейчас, когда я думаю… — Она осеклась.

Шейн погладила ее по мокрой щеке.

— Я понимаю. Бабушка тоже поняла бы.

— Она всегда хорошо ко мне относилась. Если бы только нам увидеться еще раз.

— Не надо так. — Те же самые мысли преследовали Шейн после похорон. — Я знаю, что ты чувствуешь, но лучше вспоминать хорошее. Она была счастлива в этом доме, возилась в огороде, консервировала овощи.

— Она любила этот дом, — пробормотала Энн, ностальгическим взглядом обводя старую летнюю гостиную. — Мне кажется, ей бы понравилось то, что ты здесь сделала.

— Ты думаешь? — Шейн с надеждой заглянула во влажные от слез глаза матери. — Я была уверена, но все-таки иногда…

— Конечно, ей бы понравилось, — заверила ее Энн. — Наверное, она оставила дом тебе?

— Да. — Шейн смотрела по сторонам, вспоминая, как здесь было раньше.

— Значит, было завещание?

— Завещание? — Шейн растерянно оглянулась. — Да, бабушка составила его несколько лет назад. Когда сын Флойда Арнетта сдал экзамен на нотариуса, она сразу пошла к нему. Она была его первой клиенткой.

— А землю? — спросила Энн, пытаясь скрыть нетерпение.

— И землю тоже. Были еще кое-какие акции, но я продала их, чтобы заплатить налоги и оплатить расходы на похороны.

— Она все оставила тебе?

— Да. Сбережения пошли на ремонт дома и…

— Врешь! — обрушилась на нее Энн, отталкивая ногой. — Она бы не оставила меня без гроша!

Шейн была так ошарашена, что первое время не могла двинуться и оставалась сидеть на полу.

Голубые глаза матери сверкали, прекрасное лицо побелело от гнева. Раз или два Шейн доводилось видеть ее в таком состоянии — когда бабушка отказывала ей в ее просьбах. Она медленно поднялась, зная, что сейчас нельзя делать резких движений, потому что мать, впадая в бешенство, способна на все.

— Бабушка и не думала оставлять тебя без гроша, Энн, — спокойно сказала она, хотя внутренне была далека от спокойствия. — Она знала, что дом и земля тебя не интересуют, а после уплаты налогов на наследство осталось не так уж много денег.

— Ты что, за дуру меня держишь?! — хрипло вскричала Энн. Ее карьеру губил больше характер, чем бесталанность. Она то и дело скандалила с режиссерами и коллегами-актерами. Вот и сейчас, когда терпение и нужные слова помогли бы ей добиться своего, она спустила на Шейн всех собак. — Я отлично знаю, что деньги она припрятывала и сундучила где-то в банке! Мне приходилось каждый пенни у нее выпрашивать, когда она была жива. Но я получу свою долю!

— Она давала тебе, что могла. И больше ничего нет.

— Что за чушь ты несешь? — Энн оттолкнула ее и направилась на второй этаж.

Шейн не верила собственным ушам. Как можно быть такой бесчувственной? И как она могла снова повестись на обман? Нет, пора положить этому конец, раз и навсегда.

Она бросилась вслед за матерью.

Энн была уже в спальне. Подняв крышку секретера, рылась в бумагах. Шейн не раздумывая подбежала к ней, захлопнула крышку.

— Не трожь! — угрожающим тоном воскликнула она. — Не смей трогать мои вещи!

— Я хочу видеть банковские книжки и завещание. — Энн бросилась вон из комнаты, но Шейн удержала ее, с силой схватив за руку.

— Ты ничего не увидишь в этом доме. Он мой!

— У тебя есть деньги! — завопила Энн, вырываясь. — Ты их прячешь!

— Я ничего не прячу. — Гнев, накопленный за годы отвергнутой любви, забурлил в крови Шейн. — Если ты хочешь увидеть завещание, найми себе адвоката. Но этот дом принадлежит мне. Я не позволю тебе копаться в моих бумагах.

— Ах вот как ты заговорила! — Глаза Энн превратились в две узкие щелки. — А то все простушкой прикидывалась!

— Откуда тебе знать, какая я? Тебе никогда не было до меня дела. Но это было не важно, потому что у меня была бабушка. И ты мне не нужна. — Эти слова принесли Шейн некоторое облегчение. — Иногда мне казалось, что я тебя люблю, когда ты приезжала вся такая загадочная и прекрасная, будто не из этой жизни. Я еще не знала, до чего это близко к правде — ведь в тебе все фальшивое. И тебе плевать было на бабушку. Она знала это, но все равно любила тебя. Но не я! Я даже ненавидеть тебя не могу. Ты мне противна.

Шейн повернулась, открыла секретер, вынула чековую книжку. Быстро нацарапала сумму, составлявшую половину того, что у нее оставалось.

— На, возьми. — Она протянула чек. — Считай, что это от бабушки. От меня ты никогда ничего не получишь.

Энн схватила чек и криво усмехнулась, увидев цифру.

— Если ты думаешь, что мне этого хватит, ты сильно ошибаешься. — Она аккуратно сложила чек и опустила его в карман. — Я найму адвоката, — пообещала она, хотя совсем не собиралась выбрасывать деньги на ветер, зная, что шансов на большее у нее почти нет. — Я оспорю завещание. И мы еще посмотрим, сколько я получу от тебя, детка.

— Мне все равно, — устало произнесла Шейн, — убирайся и никогда больше не приезжай.

Энн откинула назад волосы.

— Уж не думаешь ли ты, что я хочу остаться в этом дурацком доме? Всегда удивлялась, как ты можешь быть моей дочерью. — Она грубо рассмеялась.

— Я тоже.

— С тобой свяжется мой адвокат! — Энн повернулась на каблуках и грациозно выплыла из комнаты.

Услышав, как хлопнула дверь в передней, Шейн разрыдалась.

Глава 11


Вэнс сидел на единственном приличном стуле, имевшемся у него в гостиной. Он опаздывал к Шейн на десять минут. Он давно был бы у нее, если бы не телефонный звонок, удержавший его на выходе. Звонил директор вашингтонского отделения. Хотя этого не было сказано впрямую, Вэнсу дали понять, что люди недовольны долгим отсутствием босса.

— …мало того что у нас суд с профсоюзом, так еще и трехнедельное опоздание по графику строительства у Вульфа, — говорил директор, — также нас предупредили о возможной длительной задержке в поставках стали на площадку у Райнстоуна. Простите, мистер Бэннинг, что побеспокоил вас, но все это проекты чрезвычайной важности.

— Я понимаю, — перебил директора Вэнс, — поставьте людей в две смены у Вульфа, пока не нагоните сроки.

— В две смены? Но профсоюз…

— Поднимите зарплату вдвое! Мы потеряем больше, если вынуждены будем платить штраф. Не забудьте также, что пострадает репутация фирмы.

— Да, сэр.

— И поручите Либевицу заняться вопросом поставок стали. Если до понедельника не произойдет сдвигов, я сам буду вести переговоры отсюда по телефону. И еще… — он сердито нахмурился, — запланируйте совещание с директорами отделений на будущую пятницу. Я приеду. А пока, — добавил он, — пришлите кого-нибудь… пожалуй, Мастерсона, сюда. Надо разведать местность для строительства нового отделения.

— Э-э-э… нового отделения, мистер Бэннинг?

Губы Вэнса дрогнули в улыбке.

— Пусть обследует район Хейгерстауна и затем представит мне отчет. Через две недели список доступных площадок должен быть у меня. — Он посмотрел на часы. — Что-нибудь еще?

— Нэт, сэр.

— Хорошо. Я буду на следующей неделе. — Не дожидаясь ответа, Вэнс положил трубку.

«Ривертон», думал он, расширялся и раньше, пусть расширяется и теперь. Впервые за многие годы его компания принесет ему какое-то удовольствие. Он сможет поселиться с любимой женщиной там, где хочет, и вести все дела на месте. Если придется защищать эту идею на совете директоров — а ведь придется, — то он скажет, что Хейгерстаун — это крупнейший город в Мэриленде. Близость к Пенсильвании и Западной Вирджинии делает его еще более привлекательным. Нет, убедить коллег не составит труда.

Оставалось только поговорить с Шейн. Вэнс поднялся, надел куртку. Не впервые он задумывался о ее реакции. Ну и удивится же она, когда узнает, что он не вполне тот безработный плотник, за которого она его приняла. Возможно, она даже разозлится. Выходя в холодную ясную ночь, Вэнс почувствовал легкий укол страха.

Хлесткий западный ветер гнал по земле сухие листья и ветки. В воздухе пахло снегом. Занятый своими мыслями, Вэнс не заметил старого оленя, который стоял почти у самого его дома, следил за ним и нюхал воздух.

Он не нарочно ее обманул. Вначале Шейн не касалось, кто он такой. Кроме того, ему хотелось на некоторое время стряхнуть с себя свое президентство и побыть тем, кого она в нем видела. Разве он знал, что она станет самым важным человеком в его жизни? Разве мог он предположить, что через несколько недель после встречи он захочет на ней жениться, будет готов произвести переворот в своей компании, чтобы позволить ей сохранить дом и жизнь, которую она для себя выбрала?

Он ей объяснит, и она поймет, думал Вэнс, шагая по хрустящим под ногами листьям. Шейн умеет понять, и тем она ему дорога. И она любит его. В этом он был уверен, как ни в чем другом. Она любила его, ничего не требуя, не прося взамен. Никогда еще он не получал так много, отдавая так мало. Он собирался провести оставшуюся жизнь, показывая ей, что это для него значит.

Он представлял себе, как она рассмеется, когда пройдет первое удивление. Президент «Ривертон» ремонтировал ее кухню, вот умора!

Рассказать ей об Амелии будет труднее, но все-таки нужно рассказать. Подробности можно опустить, а в остальном положиться на ее понимание. Он скажет ей, что она помогла ему смягчить чувство вины, облегчила его горечь. Любовь к ней стала его спасением. А затем, открыв ей свое прошлое, покончив с недомолвками, он попросит ее разделить с ним его будущее.

И все же Вэнс не без страха подходил к ее дому. Он обратил внимание на то, что окна ее дома темные. Странно, подумал он, прибавляя шагу. Она точно дома. Он знал это не только потому, что у порога стояла ее машина, но также потому, что она обещала ждать его. Почему же, черт побери, нет ни единого огня? Вэнс с нарастающим беспокойством взялся за ручку двери.

Дверь была не заперта. Он вошел и позвал ее. Дом был темный и молчаливый. Вэнс щелкнул выключателем, при ярком свете окинул взглядом прихожую — вроде бы все на месте. Открыл следующую дверь.

— Шейн?

Тишина испугала его больше, чем темнота. Наспех обойдя первый этаж, он поспешил наверх. Он сразу ощутил запах готовящегося мяса, однако кухня была пуста. Он машинально выключил духовку. Ему пришло в голову, что Шейн, наверное, просто прилегла отдохнуть и уснула. Развеселившись от этой мысли, он пошел в спальню. Веселье мигом пропало, когда он увидел, что она сидит скорчившись на стуле.

Несмотря на темноту в комнате, ее было хорошо видно при свете луны. Она не спала, просто сидела, подтянув колени к груди и положив голову на спинку стула. Он никогда не видел ее такой. Сначала ему показалось, что она выглядит усталой, но, приглядевшись, понял, что вид у нее скорее убитый, как после сильного потрясения. Он подумал, что она заболела, но что-то подсказало ему, что даже в болезни Шейн не утратила бы присущей ей живости. Она как будто не видела его и даже не ответила, когда он позвал ее. Вэнс опустился перед ней на колени, взял ее озябшие руки.

— Шейн.

Она посмотрела на него невидящим взглядом, и затем отчаяние словно прорвало плотину.

— Вэнс, — жалобно пролепетала она и обняла его шею. — Вэнс.

Ее била дрожь, но она не плакала. Она уткнулась ему в плечо, прижалась, отходя от оцепенения, в которое впала после приступа слез. Только ощутив его тепло, она поняла, что страшно замерзла. Ничего не спрашивая, он крепко и бережно прижал ее к себе.

— Вэнс, я так рада, что ты пришел. Ты мне так нужен.

Эти слова поразили его сильнее, чем признание в любви. Он жил с неловким ощущением, что нуждается в ней больше, чем она в нем. А теперь он мог помочь ей, хотя бы выслушать.

— Что случилось, Шейн? — Он ласково заглянул ей в глаза. — Расскажи мне.

Ее хриплый вздох красноречиво показал, с каким трудом ей даются слова.

— Моя мать.

Он осторожно убрал спутанные волосы с ее щеки.

— Она что — заболела?

— Нет! — с внезапной злостью воскликнула Шейн.

— Расскажи мне, что случилось.

— Она приезжала.

— Значит, приезжала твоя мать, — подсказал он.

— Я уже собралась закрывать. Я не ожидала… Ее не было на похоронах, и на письмо она не ответила. — Шейн сжала кулаки.

— То есть ты не видела ее после смерти бабушки?

— Мы не виделись два года. С тех пор, как она последний раз вышла замуж. Теперь она развелась и приехала. Я почти поверила ей. Я думала, мы сможем с ней поговорить. Но она… — Шейн зажмурилась. — Все это было наигранно — ее слезы и горе. Она умоляла меня понять ее, и я ей поверила. Но она приезжала не ради бабушки и не ради меня. — Шейн открыла глаза, и Вэнс увидел в них боль.

— Так что же ей было нужно?

— Деньги, — безучастно ответила Шейн. — Она думала, здесь есть деньги. Когда я сказала ей, что бабушка оставила все мне, она впала в бешенство. Как я сразу не догадалась! Я ведь знала! — Ее плечи поникли, точно под бременем тяжкого груза. — Я всегда знала! Ей плевать на всех. Я надеялась, что бабушку она хоть немного любит, но… Когда она прибежала сюда и стала рыться в моих бумагах, я сказала ужасную вещь. Но я не жалею. — Слезы выступили у нее на глазах. — Я отдала ей половину того, что у меня было, и выставила ее.

— Ты дала ей денег? — ужаснулся Вэнс, не веря собственным ушам.

— Бабушка тоже дала бы. Она ведь, как ни крути, моя мать.

— Она не мать тебе, Шейн! — воскликнул возмущенный Вэнс. — По факту — да, но ведь это ничего не значит. У кошек тоже бывают дети. Извини, если я резко выразился.

— Нет-нет, ты прав, — сказала Шейн со вздохом. — По правде, и я очень редко вспоминала о ней. Все больше потому, что бабушка ее любила. И все же…

— И все же ты чувствуешь себя перед ней виноватой, — подсказал Вэнс.

— Но как же можно сказать собственной матери, чтобы она убиралась? Бабушка никогда бы…

— Может быть, твоя бабушка по-другому к ней относилась, давала ей деньги из чувства долга. Но вспомни, кому она все это оставила? Все, что любила? Что значит для тебя слово «мать», Шейн? Кого ты себе представляешь при этом слове?

Шейн внимательно посмотрела на Вэнса.

— Ты ничего ей не должна. — Он крепче обнял ее. — Мне знакомо чувство вины, я знаю, как оно убивает. И я не позволю тебе мучиться!

— Я сказала ей, чтобы она убиралась и больше не приезжала. — У Шейн вырвался долгий судорожный вздох. — Но я не верю, что она оставит меня в покое.

— А ты этого хочешь?

— О боже, да.

— Идем, ты устала. — Вэнс поцеловал Шейн в висок и поднял на руки. — Приляг, отдохни. Поспи.

— Нет, я не устала, — возразила она, хотя ее веки закрывались сами собой. — Просто голова болит. А ужин…

— Духовку я выключил, — сказал он, перенося ее на кровать. — Мы поужинаем потом. — Откинув одеяло, он стал укладывать Шейн на прохладные простыни. — Я принесу тебе аспирин.

Шейн взяла его за руку.

— Вэнс… побудь, пожалуйста, со мной. Просто побудь рядом.

— Конечно, — улыбнулся он и лег на кровать рядом с ней. — Постарайся уснуть. Не бойся, я с тобой.

Он понятия не имел, как долго они так пролежали. Часы в гостиной Шейн били не однажды, но Вэнс не обратил внимания.

Шейн согрелась, перестала дрожать. Ее дыхание стало спокойным и ровным. В отличие от мыслей Вэнса.

«Никому, — решил он, — никому и никогда я больше не позволю довести Шейн до такого состояния». Глядя в потолок, он придумывал способы разделаться с Энн Эббот. За всю жизнь он не видел картины ужаснее, чем белое лицо Шейн и ее полные боли глаза.

Он раньше должен был сообразить, что чувствительное, открытое сердце Шейн способно испытывать такую же глубокую боль, как и радость. Именно поэтому она так щедра и жизнелюбива. Ни мать-кукушка, ни обманутая любовь и разорванная помолвка, ни смерть единственного близкого человека — ничто не сломило ее дух, не ожесточило ее простого, искреннего сердца.

Он обнял ее, желая защитить.

— Вэнс.

Он подумал, что она произнесла его имя во сне, и слегка поцеловал ее волосы.

— Вэнс, — повторила Шейн, и он увидел, как в темноте блеснули ее глаза. — Давай займемся любовью.

Он понимал, что ей нужно скорее утешение, чем страсть. Очень бережно, приподняв лицо за подбородок, он тронул ее губы своими губами.

Измученная физически и душевно, Шейн была далека от желания предаться страсти. И Вэнс, кажется, это понимал. Никогда еще он не был с ней таким нежным. Его губы были теплыми и мягкими. Он бережно целовал ее лицо, губы, закрытые веки, в то время как его пальцы ласкали ее плечи. Расслабившись, она отдалась на его волю. Позволила раздеть себя. Его ловкие руки были ласковы и терпеливы. Они действовали с неведомой ранее трепетностью, не пытаясь ее возбудить. Поцелуи были глубокими и сладкими, но без огня и жара. Зная, что она берет, ничего не давая взамен, Шейн забормотала и потянулась к нему.

— Ш-ш-ш…. — Вэнс поцеловал ее ладонь и осторожно перевернул на живот.

Его пальцы принялись гладить ее спину и плечи, двигаясь сверху вниз. Она и не знала, что любовь может быть такой сострадательной и бескорыстной. Его пальцы вытягивали из нее боль и возвращали тепло. У нее не было ни мыслей, ни чувств — одно только ощущение сильных и уверенных рук Вэнса. Она полностью доверилась ему. Зная это, он стал еще осторожнее, чтобы не нарушить ее доверия.

Когда он наклонился, чтобы поцеловать ее в шею, Шейн почувствовала, как в ней шелохнулось желание. Это было мягкое и легкое, чудесное ощущение. Она лежала неподвижно, позволяя себе бесконечно наслаждаться ласками Вэнса. Он обращался с ней будто она была хрупкой драгоценностью. Когда его мягкие губы заскользили вдоль ее спины, он услышал легкую перемену в ее дыхании. Она задышала чаще, и это означало, что на смену расслабленности приходит желание. Но он не хотел торопить ее. Часы в гостиной снова низко и тягуче пробили время. Дрожащий свет луны упал на ее кожу. Прижавшись губами к ее плечу, он вдыхал знакомый лимонный запах ее волос, смешанный с запахом лаванды от постели.

Она лежала на подушке, повернув голову. Вэнс видел ее профиль. Можно было подумать, что она спит, если бы не учащенное дыхание. Он бережно перевернул ее на спину и овладел ее губами.

Шейн застонала. Посторонние запахи и звуки исчезли. Остался только запах плотской страсти. Вэнс по-прежнему не спешил, не подгонял ее. Сейчас его влекла любовь, превосходящая вожделение. Его губы с такой бесконечной нежностью целовали ее грудь, что тело наполнилось жарким томлением. Ее кожа слегка подрагивала от его прикосновений. В нежной страстности, которую он нес ей, не было боли, а только удовольствие и утешение, и она желала его все больше и больше. Его губы постоянно возвращались к ее губам. В его теле уже бушевал огонь. Но он усмирил его. Сегодня она была из фарфора, хрупкая, как лунный свет. Он не позволял эмоциям взять над собой верх. Он словно забыл о собственной силе, способной на буйное извержение.

И он взял ее с такой нежностью, что она заплакала.

Глава 12


Густой и непроницаемый занавес из снега накрыл окрестный пейзаж. Дороги уже успели покрыться коркой льда. Темные и суровые деревья оделись в пушистый белый наряд. Монотонно поскрипывали резиновые «дворники» на ветровом стекле. Снегопад не радовал и не огорчал. Вэнс не замечал его.

При помощи нескольких телефонных звонков и осторожных расспросов ему удалось разузнать кое-что об Энн Эббот, актрисе с псевдонимом Анна Кросс. Он невзлюбил ее еще вчера, но новые сведения заставили невзлюбить ее еще больше. Шейн, должно быть, поскромничала, когда описывала мать.

У Энн было три бурных брака с мужчинами, имевшими полезные связи в мире кино. Мужей она хладнокровно меняла, стоило ей заметить на горизонте более выгодного кандидата. Ее последний, Лесли Стюарт, не позволил себя облапошить — либо он сам, либо его адвокат. Брак закончился для Энн с тем же счетом, что и начался, и при любви к шикарной жизни она по уши завязла в долгах.

Работала она весьма нерегулярно — играла эпизодические роли, снималась в рекламе и выступала в театре в массовке. Особым талантом не блистала, но яркая внешность позволила ей засветиться в паре серьезных фильмов. Она могла бы добиться большего, если бы не вздорный характер и больное самолюбие. Определенной известностью она была обязана лишь своим мужьям и любовникам. В голове у Вэнса сложился портрет красивой расчетливой женщины, не чуждой разврата. У него было чувство, что они знакомы.

Ведя машину по заснеженной дороге, он думал о Шейн. Он был с ней всю ночь — успокаивал, слушал, потому что ей нужно было выговориться. Он не скоро забудет выражение ее глаз. В них был страх. Страх, что Энн вернется и снова устроит безобразный скандал. Пусть Вэнс не мог изменить того, что случилось, он обязан защитить ее в будущем. Это он и собирался сделать.

Он повернул на стоянку у придорожного мотеля. Остановив машину, некоторое время сидел и смотрел, как снег скапливается на ветровом стекле. Сначала он хотел сказать Шейн, что собирается наведаться к ее матери, но потом, увидев ее утреннюю бледность, решил ничего не говорить. Так или иначе, она была бы против. Она была из тех женщин, которые предпочитают самостоятельно решать свои проблемы.

Выйдя из машины, он пересек скользкую стоянку и направился к администратору, где получил необходимую информацию. Десять минут спустя он стучал в дверь номера Энн Эббот.

Энн с досадой поморщилась, но стоило ей увидеть Вэнса, как ее лицо приняло меланхолическое выражение. Какой, однако, приятный сюрприз. Вэнс смерил ее холодным взглядом. Шейн ничуть не преувеличила в своем описании: красавица с нежным цветом лица, глубокими голубыми глазами и гривой белокурых волос. На Энн был шелковый розовый халат, выгодно подчеркивавший ее формы. Вэнс сразу понял, что они с Амелией — одного поля ягоды.

— Здравствуйте, — поздоровалась Энн неторопливо и даже вяло.

Вэнс, сколько ни искал, не находил в ней ни малейшего сходства с дочерью. Подавив приступ неприязни, он улыбнулся:

— Здравствуйте, миз [1]Кросс.

Он тут же заметил, что сделал верный ход, назвав ее так. Она одарила его своей коронной ослепительной улыбкой.

— Мы знакомы? Кажется, я вас где-то встречала, но не могу припомнить. У меня плохая память на лица.

— Вэнс Бэннинг, миз Кросс. У нас есть общие друзья, Тод и Шейла Ауэрблэк.

— Ах, Тод и Шейла! — радостно воскликнула Энн, хотя терпеть их не могла. — Чудесно, не правда ли? Входите, пожалуйста. На улице такой холод. Отвратительная погода. — Закрыв за ним дверь, она на миг прислонилась к ней спиной. Может быть, она не зря ездила домой. Симпатичный экземпляр. Такие давно не стучались к ней в дверь. А если он знакомый этих скучнейших Ауэрблэков, то у него водятся деньги в кармане. — Ах, мир тесен, не правда ли? — заворковала она, убирая за ухо выбившуюся прядь. — Как поживают Тод и Шейла? Сто лет их не видела.

— Хорошо, насколько я знаю. Они обмолвились мне, что вы в городе, и я не устоял перед искушением, миз Кросс.

— Ах, говорите мне Анна, пожалуйста, — милостиво разрешила Энн. — Простите, что приходится здесь вас принимать, но у меня тут дела, так что… Однако у меня найдется, что вам предложить. Хотите бурбон?

Было едва одиннадцать, но Вэнс, не моргнув глазом, ответил:

— Если это не слишком вас обременит.

— Вовсе нет. — Энн скользнула к маленькому столику. Она была очень рада, что взяла с собой этот шелковый халат и еще не успела переодеться. К тому же она только что накрасилась. — Но ответьте мне, Вэнс, что вас привело в такое захолустье? Неужели это ваш родной город? — Она протянула ему бокал.

— Нет. У меня тут бизнес, — просто ответил он, кивком поблагодарив ее.

Глаза Энн сначала сузились, затем округлились.

— Ну конечно! Как я сразу не догадалась! — Она просияла. В голове закрутились колесики. — Тод мне о вас рассказывал. «Ривертон констракшн», верно? Потрясающе! — Энн задумчиво провела кончиком языка по зубам. — Чуть ли не крупнейшая компания в стране.

— Где-то так, — сдержанно подтвердил Вэнс, пока она рассматривала его поверх своего бокала. Интересно, сколько еще наживок она ему скормит, прежде чем дернуть леску? Если бы не Шейн, он бы даже посмеялся, глядя на ее хитрости.

Энн грациозно присела на край кровати, потягивая бурбон. Она гадала, когда же гость, наконец, приступит к делу и как долго ей следует сопротивляться, прежде чем уступить.

— Итак, Вэнс, чем могу быть вам полезной?

Вэнс отставил нетронутый бурбон и в упор холодно посмотрел на нее:

— Оставьте Шейн в покое.

При других обстоятельствах он бы рассмеялся, видя, как изменилось лицо Энн. От неожиданности она раскрыла рот.

— О чем вы?

— О Шейн. Вашей дочери.

— Я знаю, кто такая Шейн, — резко ответила Энн. — Какое отношение она имеет к вам?

— Я собираюсь на ней жениться.

Лицо Энн исказилось в отвратительной гримасе, но она тут же взяла себя в руки и рассмеялась.

— Малышка Шейн? Ох, не смешите! Неужели моя милая дочка подцепила такого туза? Я ее недооценивала. — Закинув голову, она пронзила Вэнса испепеляющим взглядом. — Или переоценила вас.

— Полегче, — предостерег Вэнс разъяренную Энн подозрительно спокойным тоном.

Посмотрев ему в глаза, она перестала смеяться.

— И что с того, что вы собираетесь жениться на моей дочери? Я-то тут при чем?

— Ни при чем.

Скрывая раздражение, Энн поднялась.

— Полагаю, я должна поздравить мою дочурку с удачей.

Вэнс схватил ее за руку:

— Черта с два. Собирайте вещи и проваливайте отсюда.

— Да кто вы такой, чтобы мне приказывать? — Энн в возмущении отшатнулась от него. — Я, может быть, хочу увидеться с дочерью.

— Зачем? — перебил ее Вэнс, не повышая голоса. — Больше вы не получите ни цента, это я вам обещаю.

— Понятия не имею, о чем вы говорите! — заявила Энн. — Не знаю, что за чушь она вам рассказала, но…

— Я бы посоветовал вам хорошо подумать, прежде чем продолжать, — предупредил Вэнс. — Денег больше не будет. Заблокировать выплаты по чеку, который она вам дала, ничего не стоит.

Энн мысленно обругала себя за то, что не удосужилась с утра пораньше обналичить чек, пока Шейн не передумала.

— Вы не можете запретить мне встречаться с дочерью. — Ее грудь живописно вздымалась под шелком.

— Могу, — возразил Вэнс. — Еще как могу. Если вы явитесь к ней и попробуете выманить у нее еще хоть доллар, я вами займусь.

Энн по-настоящему испугалась.

— Вы не посмеете меня тронуть. — Она с опаской отступила.

— Откуда вы знаете? — усмехнулся Вэнс. — Хотя, надеюсь, до этого не дойдет. Но у меня есть знакомые в киноиндустрии. Старые друзья, деловые партнеры, клиенты. Стоит мне шепнуть кое-кому на ушко, и вашей звездной карьере придет конец. Это я вам обещаю. Только троньте Шейн еще раз, и вы за это заплатите. Вот вам мои условия. У нее все равно нет того, что вам нужно.

— Я имею право на свою долю, — прошипела Энн. — Все наследство должно быть поделено поровну между мной и Шейн!

Вэнс иронически поднял бровь.

— Пятьдесят на пятьдесят, говорите? Значит, вы уже по сусекам скребете? — Он пожал плечами, словно отмахиваясь от ее проблем. — Я не стану тратить время на юридические споры, а тем более на обсуждение морали и этики. Просто уясните себе, что больше вы не получите от дочери ни цента. — С этими словами он повернулся к двери.

В последней отчаянной попытке Энн упала на кровать и расплакалась.

— Ах, вы не можете быть таким жестоким. — Она подняла к нему красивое, спешно залитое слезами лицо. — Вы не отнимете у меня дочь, моего единственного ребенка! — трагически простонала она.

Посмотрев на нее, Вэнс одобрительно кивнул:

— Очень хорошо. Вы не такая плохая актриса, как о вас говорят.

Закрыв дверь, он услышал звон разбитого со злости бокала.

Швырнув второй бокал в дверь, Энн вскипела. Она вспомнила холодную насмешку в глазах Вэнса. Он за это заплатит. Она уселась на кровать и стиснула кулаки. Надо подумать. Должен быть способ отомстить Вэнсу Бэннингу. Не оскандалилась ли как-нибудь его фирма? Ничего не приходило на память. Она в отчаянии схватила подушку и швырнула ее через всю комнату. Что она могла знать о какой-то дурацкой строительной конторе, которая строит больницы и торговые центры? Боже, какая скука.

Она схватила вторую подушку, намереваясь отправить ее вслед за первой, и тут в памяти у нее сверкнул лучик надежды. Был скандал. Да. Но не с конторой, а что-то личное. Несколько лет назад ходили слухи… Черт! Шейла Ауэрблэк, подумала Энн, поджав губы. Может быть, старая курица что-нибудь знает. Взобравшись на неприбранную кровать, Энн протянула руку к телефону.


Шейн была занята в музее. Она рассказывала троим мальчикам о битве при Энтитеме. Мальчики слушали очень внимательно. Она улыбнулась Вэнсу, когда он вошел. В ее голосе звенело воодушевление, но лицо было по-прежнему бледное. Этого ему хватило, чтобы развеять все сомнения насчет того, верно ли он поступил. Она справится, подумал он, потому что у нее сильная натура. Хотя всякая выносливость имеет свои пределы.

Вэнс направился к Пэт, которая протирала стеклянную посуду.

— Привет, Вэнс. — Девушка с дружеской улыбкой взглянула на него. — Как дела?

— Нормально. — Он бросил взгляд через плечо, чтобы убедиться, что Шейн все еще занята. — Послушайте, Пэт, я хочу поговорить с вами насчет столового гарнитура.

— Ах да. Там приключилась какая-то путаница. Но я так и не поняла. Шейн сказала, что…

— Я хочу его купить.

— Вы? — удивилась Пэт и смутилась.

— Для Шейн, — объяснил он. — На Рождество.

— Как мило! — Пэт оценила его романтичность. — Это гарнитур ее бабушки, знаете? Она его страшно любит.

— Знаю. И хочет его продать. А я хочу его для нее купить. Но она мне не позволит. — Он заговорщически подмигнул Пэт. — Но если это будет подарок на Рождество, она же не сможет отказаться?

— Ни за что, — просияла Пэт, радуясь, что Вэнс так здорово все придумал. «Значит, правду говорят, — решила она, — между ними что-то есть». — Шейн не откажется, будьте уверены. Она так страдает, когда приходится продавать дорогие ее памяти вещи. А гарнитур и вовсе… Он очень ей дорог.

— Ничего. Я выпишу вам сегодня чек, — сказал Вэнс, и тут только ему пришло в голову, что весь город тотчас узнает, что он богач, и придется объясняться с Шейн. — Повесьте, пожалуйста, на него табличку «Продано». Но ничего ей не говорите.

— Не скажу, — пообещала Пэт, довольная, что Вэнс посвятил ее в свою тайну. — А если она спросит, я отвечу, что покупатель попросил подержать его до Рождества.

— Вот умница, — похвалил девушку Вэнс. — Спасибо.

— Шейн сегодня сама не своя, — шепотом сказала Пэт. — Может быть, вы отведете ее на прогулку? Пусть проветрится. — Она повернулась к Шейн и продолжила нормальным голосом: — И как тебе только удалось заставить этих малолетних монстров слушать целых двадцать минут? Это мальчишки Клинта Драммонда, — объяснила она Вэнсу. — Когда они пришли, я предпочла убраться подальше.

— Они так рады, что занятия в школе отменили из-за снегопада, — улыбнулась Шейн. — Они зашли узнать, кто в кого стрелял, чтобы устроить свою битву снежками при Энтитеме.

— Надевай куртку, — сказал Вэнс, целуя ее в лоб.

— Что?

— И шапку. На улице холодно.

— Я знаю, что на улице холодно, дурачок, — рассмеялась Шейн. — Уже шесть дюймов снега намело.

— Тогда нам нужно спешить. И ботинки надевай. Только быстрее.

— Вэнс, я не могу уйти посреди дня.

— Мы по делу, — серьезно сказал он. — Тебе нужно купить елку.

— Елку? — усмехнулась Шейн и взяла щетку, которую положила Пэт. — А не рано?

— Почему это рано? Две недели до Рождества, а у тебя нет елки. Уважающие себя владельцы магазинов ставят елку заранее. Где твое праздничное настроение? — Он отобрал у нее щетку и вернул Пэт. — Не говоря уже о стратегии продаж. Согласно последнему исследованию, люди тратят на двенадцать с половиной процентов больше там, где есть елка.

— Что же это за исследование? — покосилась на него Шейн.

— Исследование Института розничных продаж и праздничного настроения, — без запинки выпалил Вэнс.

Первый раз за сутки Шейн искренне рассмеялась.

— Ну и врун же ты!

— Нет, — возразил он. — Это очень хорошее, достоверное исследование. Надевай куртку.

— Но, Вэнс…

— Не спорь, Шейн, — вмешалась Пэт, подталкивая ее к лестнице. — Я и сама справлюсь. В такой снегопад все равно сюда никто не доберется. И потом, — добавила она, зная свою хозяйку, — мне бы так хотелось поставить елку вот здесь у окна. Сейчас я освобожу для нее местечко. — Недолго думая она принялась двигать мебель.

— Перчатки не забудь, — напомнил Вэнс.

— Хорошо, — сдалась Шейн. — Подожди минутку.

Спустя немногим более десяти минут она сидела рядом с Вэнсом в кабине его небольшого пикапа.

— Какая красота! — восхищалась она, глядя по сторонам. — Люблю первый снег. Смотри, а вон мальчишки Драммонда.

Там, куда она указывала, трое мальчиков яростно кидались снежками.

— Сражение в самом разгаре, — сказал Вэнс.

— У генерала Бернсайда проблемы, — заметила Шейн. — Кстати, о чем вы с Пэт шептались, когда я пошла наверх одеваться?

Вэнс приподнял бровь.

— Да это я назначал Пэт свидание. Она такая милашка.

— Да ну? Жалко, если придется ее уволить прямо перед Рождеством.

— Ну, я всего лишь налаживал отношения с коллегой. — Вэнс остановил машину на красный сигнал светофора и, быстро повернувшись, крепко поцеловал Шейн. — Мне нравится этот звук, который у тебя получается, когда ты пытаешься не рассмеяться. Ну-ка, сделай так еще раз.

Задыхаясь, Шейн откинулась на спинку сиденья.

— Уволить ценного работника — это не смешно. — Она поправила лыжную шапочку. — Поворачивай сюда.

Не послушавшись, он снова притянул ее к себе и стал целовать. Сзади загудел клаксон. Шейн вырвалась из его рук и сказала:

— Ну вот, ты допрыгался. Сейчас тебя арестуют за то, что препятствовал движению.

— Один несчастный «бьюик» — это еще не движение. А ты вообще знаешь, куда едешь?

— Конечно. В нескольких милях дальше по курсу есть место, где можно выкопать елку.

— Выкопать? — удивленно переспросил Вэнс.

— Именно. Согласно последнему исследованию Института консервации природы…

— Выкопать — значит выкопать, — кивнул Вэнс.

Шейн рассмеялась и чмокнула его в плечо.

— Я люблю тебя.

Пока они ехали на елочную ферму, снег превратился в легкий туман. Шейн долго таскала Вэнса от дерева к дереву, но ни одно ей не нравилось, хотя от самого процесса она получала огромное удовольствие — об этом говорили ее смеющиеся глаза.

— Вот эта! — наконец воскликнула она, остановившись напротив короткохвойной сосны. — Как раз то, что нужно!

— А чем она отличается от тех пятисот, которые мы уже видели? — проворчал Вэнс, вонзая лопату в снег.

— Имей ты наметанный глаз, то так бы не говорил. — Шейн схватила пригоршню снега и бросила ему в лицо. — Здесь такая одна-единственная, — заявила она важно и отошла, сложив руки на груди. — Копай!

— Есть, мэ-эм! — Вэнс начал копать. — А вообще у меня такое подозрение, что после Рождества ты заставишь меня снова посадить эту елочку.

— А ты как думал? Я знаю одно подходящее местечко. Но там много камней, и придется тебе поработать ломом. — Она махнула рукой, подзывая служащего.

Когда корни сосны аккуратно обернули мешковиной, Шейн расплатилась, невзирая на протесты Вэнса.

— Черт побери, Шейн, — говорил Вэнс на обратном пути. — Я сам хотел купить тебе елку.

— Но это елка для магазина, — безапелляционно ответила она, когда они остановились у дома. — Магазин закупает товар, платит за электричество, покупает елки — все такое. — Заметив, что Вэнс огорчился, она обежала вокруг машины и поцеловала его. — Ты такой милый. Купи мне что-нибудь другое.

— Что? — Он посмотрел на нее долгим задумчивым взглядом.

— Ну, не знаю. Что-нибудь легкомысленное и экстравагантное. Например, наушники из шиншиллы.

Ему с трудом удалось сохранить серьезную мину.

— А что? Тебе бы пошли такие. Только если я подарю, тебе придется их носить.

Она поднялась на цыпочки, чтобы его поцеловать, но когда он нагнулся, она сунула ему за шиворот заранее приготовленный снежок и бросилась наутек. В качестве мести Шейн ожидала получить в спину здоровенным снежком, но не ожидала, что Вэнс сделает ей подлую подсечку, схватив сзади за ноги, и она рухнет лицом в сугроб.

— Ух! А ты и правда не джентльмен, — укорила она его, отплевываясь и вытираясь.

— А в снегу ты лучше смотришься, чем в грязи, — громогласно расхохотался Вэнс.

Шейн со всей силы толкнула его в грудь. Потеряв равновесие, он шлепнулся на спину. Но не успела она швырнуть ему в лицо снег, как он вскочил, опрокинул ее и крепко прижал ее вытянутые над головой руки. Она ждала, закрыв глаза. Но вместо холодной сырости, почувствовала на своем лице его губы.

— Сдаешься? — спросил он.

— Нет, — твердо ответила она.

— Боже, как я хочу тебя, — прошептал Вэнс, терзая ее маленький жадный рот, — прямо здесь и сейчас. — Ее ответная страсть заставила его позабыть, что они лежат в снегу средь бела дня на глазах у возможных свидетелей. Он перестал чувствовать, как мокрые хлопья падают ему на затылок и тающий под рубашкой снежок холодит спину. Он злился, что громоздкая одежда скрывает от него ее тело, не позволяет ощутить гладкость ее кожи. — Какой я дурак, что не повез тебя к себе, — вздохнул он. Но тут раздался шум приближающейся машины.

— Я закрываюсь через два часа, — шепнула Шейн. И Вэнс помог ей встать.

Пока Шейн занималась с медлительными посетителями, которые все трогали, но ничего не покупали, Вэнс принялся устанавливать елку. Радостное щебетание Пэт помогало остудить жар в крови. Он сходил на пыльный чердак и принес коробки с украшениями, как велела Шейн.

С наступлением сумерек они, наконец, остались вдвоем. Вэнс уговорил Шейн наскоро поужинать, прежде чем украшать елку. Они поели холодного мяса, оставшегося нетронутым со вчерашнего вечера.

Однако этот ростбиф, прекрасно утолявший голод, невольно заставил Шейн вспомнить о визите матери. И как бы она ни гнала прочь мысли о вчерашнем, они возвращались. Чтобы заглушить их, она болтала о всякой ерунде, но ее мнимая веселость не обманула Вэнса.

— Хватит, Шейн, — сказал он, беря ее за руку.

Шейн не стала притворяться, что не понимает, о чем он.

— Я не думаю об этом, Вэнс. Но иногда на меня находит.

— Тогда вспомни, что я с тобой. Обопрись на меня, когда нужно. — Он поднес ее руку к губам. — А я обопрусь на тебя, когда будет нужно мне.

— Обними меня, пожалуйста, — попросила она дрожащим голосом.

Он обнял ее, прижал ее голову к своей груди.

Она вздохнула, успокаиваясь.

— Терпеть не могу выглядеть дурой. Больше всего это ненавижу.

— Ты не дура. — Он отстранил ее и вдруг, решившись, сказал: — Шейн, сегодня утром я ездил к твоей матери.

— Что?! — ужаснулась она.

— Можешь сердиться, если хочешь, но я не собираюсь стоять в стороне и смотреть, как тебя обижают. Я ей четко объяснил, что если она еще раз попробует, то будет иметь дело со мной.

Шейн отвернулась.

— Зачем ты это…

— Не учи меня, что делать, — сердито перебил он. — Я, черт побери, люблю тебя.

— Я бы сама справилась, Вэнс.

— Нет. — Он взял ее за плечи и развернул лицом к себе. — Ты много с чем можешь справиться, но только не с этим. Она выворачивает тебя наизнанку. А если бы меня обижали, что бы ты стала делать?

Шейн открыла рот, собираясь ответить, но только тяжело выдохнула. Потом, взяв лицо Вэнса в ладони, сказала:

— Надеюсь, я поступила бы так же. Спасибо, Вэнс. — Она нежно его поцеловала. — Но я не хочу знать, что было сказано. Хватит на сегодня проблем.

— Хорошо, хватит проблем. — Вэнс тряхнул головой, понимая, что разговор опять откладывается.

— Сейчас мы нарядим елку. А потом займемся под ней любовью.

— Идет, — усмехнулся он.

Она потащила его вниз по лестнице.

— А что, если нам сначала заняться любовью, а потом нарядить елку?

— Ничего не выйдет, — отрезала Шейн, разбирая украшения.

— Спорим?

— Нет. Для таких вещей существует определенный порядок. Сначала нужно повесить лампочки. — Она вытащила аккуратно свернутую гирлянду.

Это заняло больше часа, потому что с каждой игрушкой или украшением у Шейн были связаны воспоминания. Вынув красную войлочную звезду, она подробно вспоминала, как делала ее для бабушки. Она боялась Рождества. Ей казалось немыслимым праздновать Рождество в бабушкином доме без бабушки. Невыносимо было бы видеть нарядную елку, если бы она была одна.

Шейн смотрела, как Вэнс аккуратно вешает гирлянду. Он понравился бы бабушке, думала она с улыбкой. И бабушка ему тоже. Не важно, что два человека, которых она любила больше всех на свете, никогда не встречались. Они были связаны через нее. «Если он в ближайшее время не преддожит мне выйти за него замуж, — подумала она, — придется самой делать ему предложение».

— О чем ты задумалась? — спросил Вэнс.

— Да так, ни о чем. Просто любуюсь красотой! Я знала, что так будет. — Шейн одобрительно кивнула, вынимая из коробки серебряную звезду, которая должна была украсить верхушку.

Вэнс взял у нее звезду, посмотрел наверх и сказал:

— Я все игрушки собью, пока буду ее вешать. Нужно сходить за стремянкой.

— Нет, не надо. Я заберусь к тебе на плечи и повешу.

— Трудно принести со второго этажа стремянку?

— Ой, да ладно. — Шейн легко взобралась к нему на спину, обхватив ногами за пояс, затем уселась на плечи. — Ну вот, — сказала она, — давай ее сюда.

Он протянул ей звезду и торопливо обхватил ее колени, потому что она наклонилась вперед.

— Черт возьми, Шейн, куда тебя несет? Ты сейчас свалишься на елку.

— Глупости, — ответила она, прикрепляя звезду. — Я отлично умею держать равновесие. Ну-ка, отойди немного назад, я хочу посмотреть. — Вэнс послушно отошел. Шейн глубоко вздохнула и поцеловала его макушку. — Просто чудо! Только понюхай, как пахнет сосной. — С этими словами она скрестила ноги у него на груди.

— Надо выключить верхний свет.

Неся Шейн на плечах, Вэнс дошел до стены и щелкнул выключателем. В темноте цветные лампочки ожили, вспыхнули огоньками в зеленой хвое, заблестели среди мишуры.

У Шейн аж захватило дух.

— Замечательно!

— Ну, пока не совсем, — не согласился Вэнс.

Когда она стала спускаться, он ловко повернул ее вокруг себя и опустил на коврик у елки.

— Вот так лучше.

Огни заплясали на ее улыбающемся лице.

В ту ночь они не упражнялись в терпении. Они быстро раздели друг друга, смеясь и чертыхаясь из-за пуговиц и крючков, и предались страсти. Их руки жаждали прикосновений, их губы спешили насладиться поцелуями. Он снова упивался ароматом и свежестью ее кожи, ее снова приводили в восторг его тугие мощные мышцы.

Они не замечали уколов хвои, как не замечали холода в снегу. Они были одни. Они были вместе.

Глава 13


На следующий день Шейн была страшно рассеянной. Хотя она продала несколько вещей, и среди них стол с откидной крышкой, который она так отчаянно полировала, ей никак не удавалось сосредоточиться на делах. Табличка «Продано», прикрепленная Пэт к хепплуайтовскому гарнитуру, не привлекла ее внимания. Она только и думала что о Вэнсе. Пару раз за утро она ловила себя на том, что стоит и смотрит на елку, вспоминая вчерашнюю ночь. В самых смелых мечтах ей не могло привидеться, что может быть такое. Каждая их близость была особенной, как новое приключение. И все же они словно много лет были вместе. Каждый раз, прикасаясь к нему, она совершала открытие, но при этом чувствовала, что знает его целую вечность, а не всего три коротких месяца. Каждый его поцелуй становился таким же волнующим и необычным, как первый. Узнавание, снизошедшее на нее в тот миг, когда она его впервые увидела, переросло в нечто гораздо более серьезное. В веру.

Она не сомневалась, что радость и новые открытия будут сопровождать их каждый раз, потому что они искренне любят друг друга. Ей стоило только взглянуть на него, чтобы почувствовать, что их любовь особенная и прочная.

— Мисс! — нетерпеливо окликнула ее покупательница, приглядевшая себе плетеный стул с высокой спинкой.

— Да, мэм. Извините. Чудесный стул. Сиденье недавно заменили. — Мысленно приказывая себе собраться, Шейн перевернула стул, чтобы продемонстрировать работу.

— Да, ничего… — Женщина ковырнула плетение. — Вот только цена…

Узнав этот тон, Шейн начала торг.

После полудня наступило затишье. Утренняя прибыль была хоть и небольшая, но Шейн стала спокойнее думать о солидном куше, который отхватила у нее мать. «Голод мне пока не грозит», — сказала она себе с оптимизмом. Две-три удачные продажи во время рождественской лихорадки могли покрыть все убытки. Сейчас ей хотелось самую малость — хотя бы не уйти в минус. А что до личного, то она точно знала, чего хочет, и в ближайшее время намерена была это осуществить.

Она собиралась замуж за Вэнса, и настала пора дать ему об этом знать. Если гордость не позволяла ему самому сделать ей предложение, так как у него не было постоянной работы, то она убедит его взглянуть на вещи с другой стороны. Радостное возбуждение так и бурлило в ней. Она была исполнена твердой решимости поставить его перед фактом. Сегодня она сделает предложение любимому мужчине. Отрицательного ответа просто не примет.

— Пэт, присмотришь тут? Я отлучусь на часок.

— Конечно. Покупателей все равно нет. — Пэт, занятая полировкой стола, подняла голову. — Ты опять на аукцион собралась?

— Нет, — весело ответила Шейн, — на пикник.

И Шейн помчалась наверх, сопровождаемая недоуменным взглядом Пэт.

Спустя минут десять плетеная корзина для пикника была собрана. Внутри лежала холодная бутылка шабли, стоившая целое состояние и, может быть, не слишком соответствовавшая закуске из бутербродов с арахисовым маслом, но о подобных тонкостях Шейн тогда не задумывалась. Выбегая из дому, она уже представляла, как расстелет клетчатую скатерть перед камином в гостиной Вэнса.

Когда она ступила на газон, ее ботинки погрузились в снежную кашу. Отличный день для пикника, подумала она, взмахнув корзинкой. Тающий снег капелью стекал с крыши дома. Струи воды в ручье с шипением и журчанием ломали тонкий лед. Шейн на миг остановилась, наслаждаясь смесью звуков. Ее охватила эйфория. Холодное синее небо, покрытые снегом горы и голые мокрые деревья — все восхищало ее.

И вдруг низкий гул двигателя нарушил идиллию. Оглянувшись, она узнала машину Энн. Ее радость испарилась в мгновение ока, тревога холодными пальцами сжала затылок.

С безупречной грацией Энн выпорхнула из машины и стала пробираться по тающему снегу к дому. На ней были сапоги из телячьей кожи, шапка из лисьего меха, подходящая к манто. На губах играла слащавая улыбка. В ушах багровели настоящие с виду рубины. Приблизившись к окаменевшей Шейн, она, как обычно, поприветствовала ее, коснувшись щекой ее щеки. Шейн молча опустила корзинку на нижнюю ступень крыльца.

— Дорогая, я не могла не заглянуть к тебе перед отъездом, — просияла Энн, глаза ее при этом холодно поблескивали.

— Возвращаешься в Калифорнию? — намеренно безразлично спросила Шейн.

— О да! Мне предложили великолепный сценарий. Наверное, пробуду несколько недель на съемках, но… я приехала не за этим.

Шейн в изумлении рассматривала мать. Та вела себя как ни в чем не бывало. Она совсем бесчувственная, вдруг поняла Шейн. Для нее то, что произошло, ничего не значит.

— А зачем ты приехала?

— Конечно же поздравить тебя, дорогая!

— Поздравить меня? — подняла брови Шейн.

— Признаться, я от тебя такого не ожидала, и я приятно удивлена.

Шейн издала вздох нетерпения.

— Нельзя ли ближе к делу? Я собиралась уходить.

— Ах, не сердись на меня, — проворковала Энн, — я правда за тебя рада. Подумать только, отхватить такого мужчину!

Шейн холодно смотрела на нее.

— Я тебя не понимаю.

— Вэнс Бэннинг, дорогая. — Энн лучезарно улыбнулась. — Какая находка!

— Странно. Мне это как-то в голову не приходило.

Шейн наклонилась, чтобы поднять корзинку.

— Президент «Ривертон констракшн» — это не просто удача, это огромная удача, милочка.

Пальцы Шейн, сжимавшие ручку корзины, похолодели. Она резко выпрямилась:

— О чем ты?

— О твоем невероятном везении, милая! Теперь ты сможешь превратить свою лавчонку в антикварный дворец, если тебе захочется держать ее как хобби. Подумать только, малышка Шейн урвала себе миллионера. Если бы я не торопилась, дорогая, я бы обязательно заставила тебя рассказать, как тебе это удалось.

— Не понимаю.

Холодная паника захлестнула Шейн. Ей хотелось бежать, но одеревеневшие ноги не слушались.

— Одному богу известно, зачем ему понадобилось зарываться в этой дыре, — спокойно продолжала Энн. — Наверное, хочет устроить здесь небольшое уютное гнездышко для отдыха, когда вы переедете в Вашингтон. Сказать тебе не могу, как я обрадовалась, узнав, что ты подцепила владельца буквально крупнейшей строительной компании в стране.

— «Ривертон», — пролепетала Шейн.

— Это очень престижно, детка. Не знаю уж, как ты впишешься в его общество, но… — Энн передернула плечами, изготавливаясь для последнего удара. — Жаль только, что он так оскандалился. — Шейн тупо смотрела на мать. — Его первая жена, знаешь ли… Ужасная история.

— Жена? — слабым голосом переспросила она, чувствуя, как дурнота поднимается из желудка. — Жена Вэнса?

— Ах, милая, неужели он тебе не рассказывал? — Именно на это Энн и рассчитывала. Она со вздохом покачала головой. — Это его не красит. Стыдно так морочить голову невинной девушке, которая принимает все за чистую монету. — Она неодобрительно пощелкала языком. — Мог хотя бы упомянуть, что был женат, не касаясь этого грязного дела.

— Я… я не понимаю, — бормотала Шейн, глотая подступивший к горлу комок.

— Небольшой пикантный скандальчик. Один из любовников его красавицы жены пустил ей пулю в сердце. По крайней мере, Бэннинги уверяли, что все именно так и произошло. А там кто его знает… — В глазах Шейн застыл ужас, что доставляло Энн огромное удовольствие. Вэнс Бэннинг, подумала она, получает по заслугам. — Они быстро замяли это дело. — Она взмахнула рукой в элегантной перчатке, словно отбрасывая что-то ненужное. — Что ж, мне пора, дорогая, а не то я опоздаю на самолет. Чао, детка. Не своди глаз со своего богатенького красавчика. Вокруг есть много женщин, которые мечтают его увести. — На прощание она тронула пальцем кудри Шейн. — Ради бога, милая, заведи себе приличного парикмахера. Хотя, наверное, ему хочется чего-то… свеженького. Окольцуй его, прежде чем успеешь ему наскучить. — Энн коснулась щекой холодной щеки дочери и упорхнула, довольная, что отплатила Вэнсу за угрозы.

Шейн, окаменев, смотрела ей вслед. Но ничего не видела. Она не чувствовала даже боли. Узнай об этом Энн, она бы удивилась. Как женщина, чуждая душевных страданий, она могла бы предположить, что Шейн разозлится.

Постепенно сознание начало проясняться. Это неправда, сказала себе Шейн. Энн все придумала для каких-то своих необъяснимых целей. Президент «Ривертон»?Но он сказал, что плотник. Он и есть плотник. Она видела его работу. Он работал для нее. Он согласился выполнять работу, которую она ему предложила. Почему же… как он мог… если он был другим человеком, как сказала Энн? Его первая жена.

Боль обрушилась на Шейн. Нет, не может быть. Он рассказал бы ей. Вэнс любит ее. Он бы не стал лгать или притворяться, не стал бы дурачить ее, говоря, что он безработный, когда на самом деле возглавляет крупнейшую в стране строительную фирму. Он бы обязательно объяснил ей, кем является на самом деле. Его первая жена.Шейн услышала тихий, отчаянный стон, не осознавая, что он исходит от нее.

На тропинке появился Вэнс. Шейн уставилась на него невидящим взглядом. Беспорядочный круговорот мыслей вдруг улегся. Она поняла, что он ее одурачил.

Заметив ее, Вэнс заулыбался и прибавил шагу. Выражение страдания на ее лице заставило его остановиться.

— Шейн! — Он сорвался с места, протянул к ней руки.

— Лгун! — прошептала она. — Все ложь! — В ее глазах читались одновременно обвинение и мольба.

— Шейн…

— Нет!

Ужас, прозвучавший в ее голосе, заставил Вэнса опустить руки. Он понял, что она каким-то образом все узнала и без него.

— Позволь мне объяснить…

— Объяснить? — Шейн провела дрожащей рукой по волосам. — Как? Как ты объяснишь, что врал мне? Как объяснишь, что не посчитал нужным сказать мне, что ты президент «Ривертон»? И что был женат? Я верила тебе! Боже, как я могла быть такой дурой?

Вэнс знал, что делать, когда женщина злится. Но как справиться с женщиной в состоянии безысходности, он не знал. Сунув руки в карманы, чтобы ненароком не дотронуться до нее, он ответил:

— Да я бы рассказал тебе…

— Рассказал бы? — Она нервно усмехнулась. — Когда? Когда тебе надоело бы шутить со мной?

— Я не шутил! — возмутился он. — Я хотел тебе рассказать, но всякий раз…

— Не шутил? — В глазах Шейн блеснули злые слезы. — Ты согласился у меня работать. Ты брал у меня шесть долларов в час. Разве это не смешно?

— Мне не нужны были твои деньги, Шейн! Я говорил тебе. Но ты не хотела слушать. Да я… я складывал их в банк на твое имя.

— Да как ты посмел! — вне себя от бешенства закричала она, видя во всем лишь одно предательство. — Как ты посмел со мной играть! Я тебе верила! Я думала, что я тебе помогаю, а ты надо мной смеялся.

— Да не смеялся я! — Потеряв терпение, Вэнс схватил ее за плечи. — И ты это знаешь. Приехал сюда, потому что хотел отдохнуть от своей работы… — Нужные слова не шли ему на ум. — Ты тут ни при чем. Я не думал заводить романы.

— Это разгоняло твою скуку?! — кричала Шейн, пытаясь вырваться. — Ты развлекался с деревенской простушкой, которая верила всему, что ты говоришь? Ради смеха притворялся бедным рабочим? А я, как дура, спала с тобой! — Она всхлипнула. — У меня не было от тебя секретов!

— А у меня, к сожалению, были, — глухо сказал он. — И были причины хранить их.

— Ты знал, как я тебя люблю, как я хочу тебя! Ты использовал меня! — Она закрыла лицо руками. — О боже, какая я дура!

Она рыдала так же безудержно, как раньше смеялась. Не зная, что делать, Вэнс сжал ее в объятиях. Он думал, что если сможет ее успокоить, то сможет и заставить понять.

— Шейн, пожалуйста, послушай меня.

— Нет и нет! — Она прерывисто дышала, не оставляя попыток вырваться. — Я никогда тебя не прощу! Больше не поверю ни единому твоему слову. Отпусти меня немедленно!

— Не отпущу, пока ты не успокоишься и не выслушаешь меня.

— Нет! Довольно с меня твоей лжи. Я больше не позволю себя дурачить. Все это время, пока я отдавала тебе все, что у меня есть, ты лгал и смеялся надо мной. Я была тебе нужна, чтобы скоротать ночи, пока ты в отпуске.

Вэнс не выдержал и оттолкнул ее. Его лицо свело судорогой гнева.

— Черт возьми, Шейн, ты и вправду дура.

Ее слезы высохли. Она посмотрела на него без всякого выражения. Ничто из сказанного ею до сих пор не ранило его так глубоко, как один этот холодный взгляд.

— Я тебя не знаю, — спокойно сказала Шейн.

— Шейн… — Вэнс обнял ее.

— Убери руки. — Тон ее был бесстрастным. Пальцы Вэнса разжались. Шейн отступила, так что они больше не могли коснуться друг друга. — Убирайся и оставь меня в покое. Я больше не хочу тебя видеть.

Повернувшись, она поднялась по ступеням, вошла в дом, замок в двери щелкнул, и наступила абсолютная тишина.


Внизу под окнами было полно машин, стоявших в пробке из-за непрекращающегося снегопада. Под вывеской универмага напротив краснощекий Санта-Клаус звонил в колокольчик и ухал, когда кто-нибудь бросал монету в его корзину. Все, что происходило на улице, напоминало пантомиму — толстое стекло и прочные стены не пропускали в помещение звуков. Вэнс стоял у окна, спиной к своему просторному кабинету, и смотрел на заснеженный город.

Он провел какое-то время на рождественской вечеринке своей компании. Она сейчас была в полном разгаре в большом конференц-зале на третьем этаже. Когда веселье закончится, все разойдутся по домам праздновать Рождество с родными и друзьями. Он отклонил не менее дюжины приглашений в гости. Одно дело было исполнить свой долг как главы компании, а другое — часами выносить пустую болтовню за столом, где ее не будет.

Прошло две недели. За это время Вэнс разрешил несколько споров по контрактам, составил и подал заявку на строительство нового крыла больницы в Вирджинии и провел собрание директоров, осложнившееся жаркой дискуссией. А еще он прочел кучу документов и распутал одну мелкую корпоративную интригу, которая могла бы его позабавить, если бы не бессонница. Бессонница мучила его наравне с памятью. На этот раз работа не помогала забыться. Мысли о Шейн неотступно преследовали его.

Вэнс отошел от окна и сел за массивный дубовый стол. Стол был чист — ни записки, ни письма, ни контракта. Даже в календаре не было записей. Он подумал, не слетать ли в Де-Мойн, где шло строительство жилого комплекса. Вот бы переполошился айовский филиал! Но потом решил, что нечестно было бы наводить там шороху лишь оттого, что не нашлось другого занятия. Что сейчас делает Шейн?

Он уехал не потому, что был зол. Так ему было бы проще. Он уехал потому, что Шейн этого хотела. Он ее не винил. И это лишь усиливало отчаяние. Почему она должна была слушать его и понять? В ее словах, брошенных ему в лицо, было немало правды. Он лгал ей или скрывал от нее правду. А для Шейн это было одно и то же.

Он обидел ее. Это по его вине у нее на лице появилось выражение беспомощного отчаяния. Непростительно! Вэнс выскочил из-за стола и зашагал по толстому ковру мышиного цвета. Но, черт возьми, если бы она только выслушала его! Если бы она дала ему шанс. Он смеялся над ней? Издевался? Нет же! И будь он проклят, если так спокойно позволит ей превратить самую важную вещь в его жизни в шутку.

«Она высказалась, — думал Вэнс, идя к двери. — Теперь выскажусь я».


— Перестань, не упрямься, — уговаривала Донна Шейн, следуя за ней из музея в магазин.

— Я не упрямлюсь, у меня и правда много дел. Вот, смотри. — Шейн сунула подруге каталог новых приобретений, которые требовалось описать и оценить. — Из-за праздников я ничего не успеваю.

— Ерунда, — отчетливо произнесла Донна и захлопнула каталог. — Ты не останешься здесь одна на Рождество, вот и все, что я знаю.

— Правда, Шейн, — присоединилась к невестке Пэт. — Ты должна увидеть, как Донна и Дейв отгоняют Бенджи от елки. Хотя Донна теперь не та, что прежде. — Она подмигнула будущей матери двоих детей.

Шейн засмеялась:

— Обещаю, что приду завтра. У меня есть сумасшедший подарок для Бенджи. Вы, наверное, не будете со мной после этого разговаривать.

— Послушай. — Донна крепко взяла Шейн за плечи. — Пэт мне доложила, что ты ходишь как в воду опущенная. Да я и сама все вижу, — продолжала она, заметив недовольный взгляд Шейн, обращенный на доносчицу. — Вид у тебя измученный и несчастный.

— Я не измученная, — возразила Шейн.

— Просто несчастная?

— Я этого не говорила.

— Слушай, я не знаю, что случилось у вас с Вэнсом…

— Донна…

— Нет, я же не спрашиваю. Но я не могу оставаться в стороне, когда моя лучшая подруга в таком горе.

Шейн порывисто обняла Донну.

— Спасибо тебе, но я испорчу вам праздник.

— Ничего, — самоотверженно ответила Донна.

Шейн засмеялась и снова обняла ее.

— Пожалуйста, забирай Пэт и поезжайте домой.

— Слышу глас мученицы.

— Я не… — возмутилась было Шейн, но, увидев блестящие глаза Донны, осеклась. — Это не поможет.

— Ладно, — сказала Донна, усаживаясь в кресло-качалку. — Тогда я всю ночь просижу здесь. Пусть бедняжка Дейв празднует Рождество без меня и мой малыш подумает, что его мамочку съели волки… Пэт, беги скажи Дейву, что я не приду. Вытри слезы малышу Бенджи.

Пэт громко фыркнула от смеха, а Шейн закатила глаза.

— Донна, меня сейчас стошнит. Поезжайте домой. Я закрываю магазин.

— Хорошо! Хватай куртку и поехали.

— Донна… — Шейн умолкла, потому что дверь магазина открылась.

Видя, как она побледнела, Донна обернулась и увидела входящего Вэнса.

— Ну, мы побежали, — всполошилась она, вскакивая с качалки. — Пошли, Пэт. Дейв там уже, наверное, рехнулся один с Бенджи. Веселого Рождества.

Она чмокнула Шейн в щеку и схватила пальто.

— Донна, стой…

— Нет-нет, мы не можем остаться, — не моргнув глазом заявила Донна. — У тебя же миллион дел. Привет, Вэнс, приятно вас видеть. Идем, Пэт. — И подруги выскочили за дверь прежде, чем Шейн успела сказать хоть слово.

Вэнс удивленно поднял брови, но промолчал. Гнев, приведший его сюда, растаял.

— Шейн, — пробормотал он.

— Я… я закрываюсь.

— Отлично. — Вэнс повернулся и щелкнул дверным замком. — Нам никто не помешает.

— Я занята. Мне нужно… — Шейн отчаянно соображала, пытаясь придумать что-нибудь важное. — Пожалуйста, уходи.

Вэнс покачал головой:

— Я пробовал. Ничего не выходит.

Он снял пальто и бросил его на кресло, где недавно сидела Донна. Шейн пристально разглядывала его, ошеломленная переменой в его внешности: на нем был отлично сшитый костюм и шелковый галстук. А ведь и точно — она его совсем не знала. Но все равно любила, черт побери. Отвернувшись, она начала переставлять хрустальную посуду.

— Извини, Вэнс, я до ухода должна закончить кое-какие дела. А потом я пойду к Донне.

— Но она тебя, кажется, не ждет, — заметил он.

— Вэнс, я же сказала, что занята.

— Ты сказала, что любишь меня.

Шейн резко обернулась, побелев от гнева.

— Как ты можешь упрекать меня в этом?

— Это была ложь? — требовательно спросил он.

Шейн открыла было рот, намереваясь ответить, но передумала.

— Я любила человека, которого нет, — немного помолчав, она сказала, глядя на Вэнса в упор.

Он поморщился, но не отступил.

— В яблочко, дорогая. Ты прямо меня удивляешь.

— Это оттого, что я не такая дура, как ты думал?

— Не надо, — подавив гнев, ответил Вэнс.

Почувствовав в его голосе боль, Шейн отвернулась.

— Извини. Я не хочу с тобой ругаться. Для нас обоих будет лучше, если ты уйдешь.

— Черта с два. Думаю, тебе так же плохо, как и мне. Ты можешь спать, Шейн? Я не могу.

— Пожалуйста, не надо, — прошептала она.

Он глубоко вздохнул, сжал кулаки. Он готовился сражаться, запугивать, наконец, умолять… Но теперь, кажется, ничего не оставалось, как погрузиться в путаные объяснения.

— Хорошо, я уйду, но только если ты выслушаешь меня.

— Вэнс, — устало вздохнула Шейн, — что это изменит?

В любом случае терять было нечего, и Вэнс сказал, стараясь говорить твердым голосом:

— А если так, то ты вполне можешь выслушать меня…

— Ладно. — Шейн обернулась. — Я слушаю.

Он еще помолчал, потом принялся шагать по комнате, словно некий внутренний двигатель не позволял ему оставаться на месте.

— Я приехал сюда, потому что хотел забыться или даже спрятаться. Теперь я уже не уверен. Я стал руководить компанией еще очень молодым. Мне это было не по душе. Я плотник, Шейн, это правда. Но я вынужден был стать президентом «Ривертон». Сейчас не важно, почему так случилось, но мое положение, должность не изменили моей натуры.

Он остановился и посмотрел на нее. Она ничего не сказала, и он снова стал мерить шагами комнату.

— Я был женат на женщине того типа, который тебе хорошо знаком. Она была обворожительная и бездушная, как кусок пластмассы.

Шейн сдвинула брови, вспомнив о матери.

— К сожалению, я не сразу догадался, что моя жена не тот человек, за которого себя выдает.

Вэнс не видел, как лицо Шейн исказилось от боли. Но теперь ей стало больно за него.

— Так или иначе, наш брак вскоре рухнул. Из-за некоторых сложностей я не мог быстро с ней развестись. Так мы и прожили несколько лет во взаимной ненависти. Я с головой ушел в работу, а она проводила время с любовниками. Моим единственным желанием было избавиться от нее. Потом, когда она умерла, я жил с чувством вины, что много раз до того желал ей смерти.

— Вэнс… — пробормотала Шейн.

— Прошло больше двух лет, — продолжал он. — Я возненавидел жизнь. Дошел до того, что перестал себя узнавать. Поэтому я купил здесь дом. Я надеялся на некоторое время забыть обо всем, что со мной случилось, чтобы вернуть себя прежнего. Но с собой я привез горечь и озлобление. Так что, когда я встретил тебя и мысли о тебе начали преследовать меня, я злился еще больше. Я выискивал в тебе недостатки. Боялся поверить в твою щедрость. Потому что знал, что не смогу перед тобой устоять! — Вэнс остановился и в упор взглянул в глаза Шейн. — Я запрещал себе думать о тебе, хотеть тебя, но это было выше моих сил. Наверное, я влюбился в тебя с первой секунды.

Вэнс вздохнул и посмотрел на мерцающие огоньки елки.

— Я мог бы… я должен был рассказать тебе все, но в первое время мне нужно было, чтобы ты любила меня, ничего не зная. Чертов эгоист.

Шейн вспомнила тайну, что крылась в его глазах, и как говорила себе, что со временем узнает все его секреты, когда он сам захочет их раскрыть. Но обида не отпускала.

— Ты думаешь, для меня это имело значение?

Вэнс покачал головой.

— Почему тогда ты от меня это скрывал?

— Я не хотел скрывать. Так вышло… — Он неуверенно осекся, уже не зная, сможет ли вообще до нее достучаться. — В нашу первую ночь я собирался поговорить с тобой, но потом раздумал. Я не хотел испортить нашу близость воспоминаниями о прошлом. Это можно было сделать позже. Шейн, клянусь, я все рассказал бы тебе сам, если бы не приезд Энн. У тебя был такой потерянный и несчастный вид, что я не решился огорчать тебя еще больше. В ту ночь ты нуждалась в моей поддержке, а не в новых проблемах. — Шейн молчала, но Вэнс знал, что она внимательно слушает. — Ведь ты с самого начала отдавала мне все. Ты возродила меня, и я знал, что брал гораздо больше, чем отдавал.

Она озадаченно взглянула на него.

— Я тебе ничего не давала.

— Неужели? — Он с недоумением встряхнул головой. — А доверие, понимание? Ты снова научила меня смеяться над собой. Может быть, ты не в курсе, как много это значит, потому что тебе не приходилось терять самоиронию. Я пытался с тобой поговорить, когда мы поспорили из-за этого дурацкого гарнитура. Я, кстати, все равно его купил.

— Ты…

— Теперь уже ничего нельзя изменить, — заявил он, обрывая ее изумленный возглас. — Дело сделано.

Она наткнулась на его злой упрямый взгляд.

— Ясно.

— Ясно? — ухмыльнулся он. — Что тебе ясно? Когда ты вот так задираешь вверх подбородок, тебе на все плевать, кроме своей гордости. Ну уж ладно. Нет в жизни совершенства. — Он осторожно шагнул к ней, заложив руки за спину, чтобы ненароком ее не коснуться. — Я не хотел тебя обманывать, но тем не менее обманул. И сейчас я прошу у тебя прощения, даже если ты не можешь принять меня таким, какой я есть.

Шейн потупилась.

— Но я ничего не знаю о президенте «Ривертон». Я знала только человека, который купил дом старого Фарли. — Она подняла голову. — Он был грубый и раздражительный. Свою доброту он прятал глубоко внутри. Но я любила его.

— Интересно, за что? — спросил Вэнс. — Если тебе это нравится, то я могу быть сколько угодно грубым и раздражительным.

Улыбнувшись, Шейн отвернулась и сказала:

— Вэнс, на меня столько навалилось… Если бы у меня было время обдумать, привыкнуть…. Я не знаю. Как подумаю, что ты… — Она растерянно развела руками. — Ведь все было так просто.

— Ты любила меня только потому, что я, как ты думала, был безработный?

— Нет! — с отчаянием воскликнула она. — Но зачем я нужна президенту «Ривертон»? Я даже не умею пить мартини.

— Что за чушь? — возмутился он.

— Не надо, это совсем не чушь, — возразила она. — Я не вписываюсь. Я не научусь элегантности, даже если буду учиться всю жизнь.

— Ты что, с ума сошла? — Разозлившись, он схватил ее и заставил обернуться. — Элегантность! Ради бога, Шейн, что ты несешь? Я по горло сыт такой элегантностью. У тебя какие-то извращенные понятия о той жизни, которую я веду. Но если она тебе не по нраву, то так и быть — я выйду в отставку.

— Ч-что?

— Я сказал, что выйду в отставку.

Шейн смотрела на Вэнса круглыми от изумления глазами.

— А ведь ты не шутишь…

— Конечно нет! Ты думаешь, моя работа для меня важнее, чем ты? Боже, ты идиотка! Ты не кричишь на меня, не требуешь выложить все подробности моего первого брака, не заставляешь меня ползать на коленях, к чему я уже был готов, зато несешь какой-то бред о мартини и элегантности.

Он грубо выругался и уставился в окно. Шейн судорожно сглотнула, усмиряя внезапно подступивший к горлу смех.

— Вэнс, я…

— Заткнись, — велел он. — Ты сводишь меня с ума.

Он схватил пальто, лежавшее на кресле. Шейн испугалась, что он сейчас уйдет, но он только вытащил из кармана конверт и бросил пальто обратно.

— Вот, возьми. — Он протянул ей конверт.

— Вэнс, — снова начала она, но он сунул конверт ей в ладонь.

— Открой.

Решив, что временное отступление ей не повредит, она подчинилась. В конверте лежали два билета на Фиджи. Шейн в немом изумлении уставилась на них.

— Кто-то говорил мне, что хочет поехать на Фиджи в свадебное путешествие, — сказал Вэнс. — Может быть, этот кто-то еще не передумал?

Шейн подняла голову и посмотрела на него. В глазах отразились все ее чувства. Ничего другого ему не требовалось, чтобы сжать ее в объятиях.

— Как я по тебе соскучилась, Вэнс, — бормотала Шейн, пока он жадно целовал ее. — Пойдем скорее наверх.

Он уткнулся лицом ей в шею.

— Угу. Но ты так и не сказала, берешь ли ты меня с собой на Фиджи. — Его руки проникли ей под свитер, пальцы скользили по теплой мягкой коже. Он застонал, увлекая ее на пол.

— Вэнс, твой костюм! — воскликнула Шейн, задыхаясь от смеха. — Подожди. Пойдем лучше наверх.

— Больше ни слова, — приказал он и накрыл ее губы своими. И тут до него дошло, что она дрожит не от страсти, а от смеха. Подняв голову, Вэнс заглянул в ее веселые глаза. — Черт тебя возьми, Шейн. Я же хотел заняться с тобой любовью.

— Ну, давай тогда хотя бы снимем галстук, — хохотала она. — Извини, Вэнс, но это ужасно смешно. Ты спрашиваешь меня, возьму ли я тебя на Фиджи, а я пока даже не сделала тебе предложение…

— Ты не сделала мне предложение?

— Да, — радостно подтвердила она, — у меня были такие планы, хотя я знала, что придется умасливать твое раненое самолюбие. Я ведь думала, что ты безработный.

— Самолюбие, — хмыкнул Вэнс.

— Да. Но теперь, когда ты, оказывается, такая важная шишка… Ого! Это натуральный шелк! — воскликнула она, развязывая узел галстука.

— Натуральный, — подтвердил он. — И что же теперь, когда ты знаешь, что я важная шишка?

— Как что — должна хватать тебя скорее!

— Неужели? — Он больно укусил ее за ухо.

Шейн обвила руками его шею.

— И даже если я откажусь пить мартини и быть элегантной, я все-таки буду очень хорошей женой для… как ты называешься?

— Сумасшедший.

— …для президента корпорации, — заключила она и громко чмокнула его в щеку. — Когда мы улетаем на Фиджи?

— Послезавтра.

Вэнс подхватил Шейн на руки, а потом перекинул ее через плечо.

— Что ты делаешь? — закричала она.

— Несу тебя наверх, чтобы заняться с тобой любовью.

— И ты думаешь, что невеста президента «Ривертон» потерпит такое обращение?!

— Подожди, ты не то еще узнаешь, — пообещал он.

Шейн изо всех сил шлепнула его по спине.

— Вэнс, серьезно тебе говорю: отпусти меня!

— Я уволен?

— Да!

— Отлично! — Вэнс покрепче обхватил ее колени и стал подниматься по лестнице.


Примечания

1

Миз {англ. Ms) — ставится перед фамилией женщины, как замужней, так и незамужней. Вошло в употребление с 1970 г. по инициативе движения за освобождение женщин.


на главную | моя полка | | Первые впечатления |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 7
Средний рейтинг 4.4 из 5



Оцените эту книгу